Скованные намертво

22
18
20
22
24
26
28
30

— Послезавтра.

— Приглашать сюда не стоит. Давай на одну из наших квартир. Я тоже приму участие.

Справка ушла наверх. И у Аверина возникло ощущение, что они сделали большую ошибку…

Следующий день Аверин провел в отделе по расследованию бандитизма и умышленных убийств Московской прокуратуры. Дело по убийству Квадраташвили вела Нина Николаевна Камышова — убеленная сединами, в возрасте женщина с напористыми манерами, желтыми от никотина зубами, умная, циничная, цепкая, любившая матюгнуться, способная опрокинуть после удачного мероприятия стаканчик водки — иного не признавала. Таких профессионалов Аверин видел на своем веку не так много. Если есть зацепки, можно не сомневаться, она доведет дело до ума. Она относилась к вымирающему племени Важняков (с большой буквы) — следователей по особо важным делам, достигших профессиональной вершины, готовых идти в выполнении долга до конца, умеющих сплотить вокруг себя хороших работников и зарядить их своей силой, энергией, желанием установить истину. В застойное брежневское время, когда прокуратура нередко являлась эдаким придатком к партийным органам, такие спецы в ней водились. В постперестроечной прокуратуре они начали исчезать. Их место стали занимать следователи с двух — трехлетним стажем, а в районах засели мальчишки и девчонки вообще без высшего образования, быстро научившиеся отписываться по нераскрытым делам, коряво оформлять дела раскрытые, но не имевшие никакого представления о том, что же такое настоящее, без дураков, по всем правилам следствие.

Аверин углубился в изучение материалов, изъятых в связи с финансовой деятельностью Квадраташвили.

— На, — Камышова поставила перед ним кружку с черным чаем.

— Это же чефир.

— Просто крепкий чай. Прочищает мозги. Нужны оперу мозги?

— Нужны.

— Далеко не всем, по-моему. Такие материалы в последнее время приходят, — она покачала головой. — Вырождается ваша контора. Пей, служивый.

Аверин отхлебнул чая, походившего на чефир не только по внешнему виду, но и по вкусу, и поморщился.

Следствие крутилось вокруг финансовой деятельности фонда помощи спортсменам имени Яшина, АО «Московия» и еще нескольких коммерческих структур, связанных с Отари. Но пока ничего путного узнать не удалось.

В томах лежали ксерокопии. Аверин листал их.

— Вот оно, — произнес он, ткнув в бумагу.

— Оно самое, — кивнула Камышова усмехнувшись.

— Для служебного пользования. Распоряжение Президента Российской Федерации.

— Почти секретно… В прошлом году создан некий спортивный центр в форме акционерного общества закрытого типа. Президент наделил его огромными льготами.

— «Освободить от уплаты экспортно-импортной таможенной пошлины в 1993-1995 годах», — процитировал Аверин документ, подписанный высочайшей особой.

— Да. А кроме того, для поддержки спорта из госрезерва выделено для продажи сотни тысяч тонн цемента, миллионы тонн руды, алюминий. Вот она — истинная причина убийства, — Камышова подошла к столику, за которым сидел Аверин, и положила ладонь на распоряжение.

Отрабатывались самые разные версии: «мецената» убили воры, недовольные, что он постоянно мелькал в объективе телекамеры, на светских и политических фуршетах и проворачивал свои дела часто в ущерб воровскому сообществу. Убили недовольные ростом его влияния. Убили те, кто был не согласен решениями Отари в качестве «третейского судьи». Влез не в те сферы влияния. Отомстили бизнесмены, на которых он наезжал или которым перебегал дорогу в коммерческой деятельности. Нашли даже одного фарцовщика, наказанного Отари за обиду проститутке еще в восьмидесятые годы — тот обещал жестоко отомстить.