Небо падает,

22
18
20
22
24
26
28
30

Грудь ее вздымалась под ультрамодным туалетом из белого шелка. Шею украшали бриллианты необычайно чистой воды. Когда она смотрела на ряды золотых монет, то готова была распрощаться со своими бриллиантами, со всем своим богатством, с белым шелковым платьем и всем, что в нем за право обладать этими монетами.

– Владеть ими – все равно, что владеть вечностью, – заметил один высокопоставленный чиновник.

Торг начинался с десяти миллионов долларов. Эту цену назвал один араб, чей вклад в мировую экономику заключался в том, что родился он на залежах нефти, а потом сообразил, как можно, пользуясь этим, доить весь мир.

Ставка была увеличена сразу на миллион. Сделал это человек, сообразивший, как ускорить процесс прохождения информации в компьютере.

Следующим под аплодисменты публики сказал свое слово некий француз, семья которого владела одной из провинций с тех самых пор, как Шарлемань объединил неграмотных князьков, создав великую нацию франков.

Монеты были проданы за двадцать два миллиона долларов. Последнее слово осталось за одним техасским финансистом, который решил, что такие миленькие штучки обязательно должны принадлежать ему. Он собирался переделать этих “пареньков”, как он их назвал, в золотые запонки.

– И подарю их полусотне друзей, Хотя, постой, столько у меня не наберется. Во всем мире не знаю пяти десятков людей, кто того достоин.

Эхо аплодисментов разнеслось по главному залу дома Арно. Аплодировал даже аукционист. Стража замерла в почтении. Они тоже понимали, что принимают участие в чем-то необычайно важном. В историческом событии.

И вдруг посреди грохота аплодисментов прозвучал высокий надтреснутый голос. Говорил он на французском столь древнем, что он напоминал смесь галльского с латынью.

– Горе вам, франки, чьи отцы пошли от галлов! Услышьте же слова последнего предупреждения! Монеты сии не принадлежат вам, то лишь скудная дань тем, кто заслужил их. Не алкайте сокровищ похищенных, но жизни свои спасайте, коль честь свою спасти вам не по силам.

Стража бросилась обыскивать закоулки, пытаясь понять, откуда доносится голос. Служба безопасности пыталась обнаружить запрятанный микрофон. Лучшие люди Франции не смогли найти ничего.

Позже техасец с посеревшим лицом говорил, что был счастлив отдать монеты их истинному владельцу, но самого владельца описывать отказывался. И все повторял:

– Что не мое, то не мое, до чего же я рад, что все вернул.

Но Мастера Синанджу в тот позорный для Парижа день не интересовало, кто купил принадлежавшие Синанджу сокровища и какой вор передал какому вору награбленное.

Это были сокровища Синанджу, и они должны были, быть возвращены.

В тот день Мастер искал среди франков того, кто осмелился пойти против дома Синанджу. А ответ на это был не в монетах. Ответ был найден позже, ночью, когда все было сведено воедино.

Главный кассир подготовил чек для директора дома Арно. Поскольку местопребывание графа Лионского держалось в секрете, директор даже не мог доставить себе удовольствия переслать такую огромную сумму. Чек следовало передать в простом конверте батальону СВВР. По плану после такой публичной сделки чек должен был проследовать по так называемому “живому лабиринту”.

Проще говоря, если бы кому-то взбрело в голову проследить путь чека, он должен был приготовиться к тому, что потеряет немыслимое число агентов, потому что каждый, замеченный в попытке идти следом, мог быть обезврежен прикрытием.

Это был отточенный маневр, который в лучшем случае позволил бы выявить вражеских агентов, действующих во Франции. В худшем случае чек должен был быть просто доставлен в целости и сохранности директору СВВР графу Лионскому.

Не знали они лишь того, что этот трюк так же нов, как царь Критский, или император Феодосии. На самом деле прием этот был вполне традиционен, и мастер Синанджу без труда проследовал за чеком по ночным улицам Парижа.