– Да при чем тут золото, черт побери!
– Ты убьешь себя. Из-за твоего упрямства пойдут прахом тело, которое я тренировал, ум, который я формировал, и все навыки, которым я тебя обучил.
– Папочка, мне нехорошо. Сам не знаю, почему. Но одно я знаю: твои нотации мне не на пользу. Лучше дай мне руку и помоги встать, и оставь меня в покое.
– А я скажу тебе, что с тобой, – сказал Чиун.
– Да ладно тебе. Дай мне руку.
– Ты сам убедишься, что я прав!
– У меня такое чувство, что я умираю, а ты твердишь о каком-то золоте.
– А почему ты умираешь?
– Может, ты и знаешь, почему мне так плохо, но ты обязательно должен настоять на своем.
Римо помотал головой. Он сильно ушибся, когда падал.
– Дай мне подвеску. Сейчас я могу ее взять, но я хочу, чтобы ты знал, почему ты мне ее отдаешь.
– Я знаю, что ты мне душу выматываешь.
– Тогда убивай себя, наплюй на предостережения Мастеров Синанджу, – сказал Чиун и, отвернувшись, зашагал прочь.
Его цветистое кимоно легко заколыхалось. Консуэло помогла Римо встать.
– Он блефует, – сказал Римо. – Он отлично знает, что со мной, но ни за что не скажет. В этом он весь.
– Вы и впрямь на себя не похожи, – сказала Консуэло.
– В каком смысле?
– Вы теперь не такой несносный, как раньше.
– И вы туда же?
– Ладно. Я приведу вас в чувство.