— Смотрите в оба, ребятки! — смахнув пот с намазанного медвежьим жиром лица, произносит Сизов. — Если вдруг «духи» объявятся, то чтоб без судорог — огонь на поражение!.. И помните, ребята, первую воинскую заповедь: сам погибай, а друга прикрой, ясно?
— Ясно, батя! — выдыхают солдаты, поблескивая в утренних синих сумерках намазанными медвежьим жиром, запаленными мальчишескими лицами.
— Коли ясно, айда в заоблачные сферы, ребятки!
Солдаты рассыпаются по леднику и начинают медленно продвигаться вперед, тщательно осматривая все провалы и щели на неровной, изрезанной поверхности ледника...
Утренние сумерки отбрасывают на покатую поверхность ледника голубоватые блики, коварно скрывающие очертания щелей и провалов. Идущий впереди Шальнов вынужден остановиться, чтобы получше разглядеть их сквозь распухшие веки. Определив направление, он дергает привязанную к руке веревку, соединяющую его с Савеловым.
— Двигай ногами, капитан! — сипит он. — Упадешь, так мигом в чистилище без пересадки отправишься!..
Савелов, борясь с наваливающимся, словно ватное одеяло, сном, бредет вслед за Шальновым, механически передвигая ноги. Через некоторое время лейтенант останавливается и щелкает тумблером рации. Щелкает раз, два, три и, со злостью отбросив ее на снег, поворачивается к стоящему шагах в пяти Савелову.
— Аккумулятор от мороза сдох! — говорит он, с трудом ворочая языком. — Больше нас никто не услышит, капитан!..
— Никто не услышит! — эхом повторяет тот и медленно направляет на Шальнова ствол пулемета. — Ты прав — никто не услышит! Никому мы теперь не нужны... Никому... И она нам не нужна... такая жизнь — кошка драная... Пыль мы на ветру... — бормочет Савелов, пытаясь всунуть распухший палец в кольцо гашетки, но палец не влезает.
Шальнов молча вырывает из его рук пулемет и бьет наотмашь ладонью по белой, обмороженной щеке.
— Всякого я от тебя ожидал, но только не этого, Савелов! — с нескрываемой горечью говорит он. Выдавив из окровавленного рта горький смех, Шальнов закидывает пулемет Савелова за плечо и упрямо тянет его на веревке в сторону, где горят нежно-розовым светом заснеженные пики все еще очень далеких гор.
Пурпурное солнце, неожиданно выкатившееся из-за вершин, заливает поверхность ледника непередаваемо прекрасным светом. У Шальнова и Савелова от нестерпимого сияния сразу начинают течь из глаз слезы, чтобы тут же превратиться на щеках в ледяную корку.
Кособочась от ветра, спотыкаясь на одеревеневших от лютого мороза непослушных ногах, не позволяя себе и минутного отдыха, шагает вперед лейтенант Шальнов, с силой дергая порой веревку, на которой мотается из стороны в сторону засыпающий на ходу Савелов.
— Не спи, замерзнешь, капитан! — сипит Шальнов. — Не спи, козел вонючий!..
За его спиной внезапно раздается резкий вскрик, и, обернувшись, он не обнаруживает капитана, а через мгновенье какая-то неведомая сила сбивает его с ног и тащит на веревке к расщелине, которую он только что обошел.
Сдирая до костей негнущиеся ладони, Шальнов пытается зацепиться за что-нибудь, но это ему не удается, и Шальнов чувствует, как проваливается вслед за Савеловым в сверкающую алмазными гранями бездну...
— Батя!.. Товарищ подполковник! — кричит белобрысый старший сержант и показывает подскочившему Сизову на черный прямоугольник рации, лежащий на вытоптанном снегу. — Двое их!.. Следы от наших десантных говнодавов!..
— Часа два назад тут топтались — замечает подполковник, поднимая рацию. — Ребята, глаз-ватерпас — шарьте по щелям, где-то рядом они!..
Забыв про мороз и усталость, солдаты лихорадочно обшаривают щели и разломы на сверкающей космическим многоцветьем поверхности ледника, залитого ярким солнцем.
Наконец раздается крик радиста:
ebooksa