Спецкоманда №97

— Ага. Когда пишу. Даже когда я кушаю, то говорю и слушаю.

— Теперь меня послушай. Шутки кончились, понял? Нам приказано взять Колчина живым или мертвым. Мне плевать на него. Я не стану будоражить воздух предупредительным огнем. — Туши Свет держал одну руку на глушителе автомата, другою на прикладе. — Не подчинится — я и в спину ему выстрелю.

Бережной подыграл себе бровями:

— Договорились. Я беру его живым, а ты — мертвым.

— Не, Земля, распределения ролей не жди.

— Но ты-то надеешься на них, — усмехнулся Алексей. — Сигаретку вот запалил, время тянешь. Потому что надеешься на Клима, что он первым выйдет на капитана, отрезав ему путь. — Бережной демонстративно приставил ладонь к уху. — У тебя в животе урчит или ты так сердишься?

Аденин сощурился и потер свою высокую, как перегородка, переносицу. Из-за нее он порой виделся косоглазым. Сейчас он вспоминал последние инструкции сержанта Климова.

«Не торопитесь. Колчин может делать сбивки — уходить с тропы, но снова возвращаться — уже дальше. В этом случае разбивайтесь и идите по следам».

Не торопитесь...

Ах, как Аденин завидовал Бережному... Не торопитесь — это для него. Не торопиться означало опоздать...

И он придерживался инструкций. Тянул время. «Сигаретку вот запалил...»

Нервы были на пределе. Аденин устал от всего этого дерьма, часто ловил себя на мысли, что уж лучше бы ему по-честному отбарабанить срок — любой, хоть десять лет, хоть пятнадцать. По его разумению, получалось так, что он сбежал из зоны, где ни разу не был. Что может быть хуже такого непонятного чувства, которое буквально выедает внутренности. Опять же по-честному дал себе и товарищам набившее оскомину, но верное определение: «Оборотни в погонах». И Паршина окрестил подобающе: Вервольф.

Неожиданно позавидовал Колчину: по крайней мере, капитан знает, куда бежит; пусть и не ясная, но у него есть цель. У Аденина же цели нет. Последние полтора года его задача — жить настоящим, идти вдоль высоченного забора, из-за которого доносятся веселые голоса, раздается смех, кипит настоящая жизнь, без права заглянуть за него. Живешь как в кошмарном сне и дергаешься, смежая веки:

«Это не сон, это твоя жизнь».

Пустота, отвращение. Зависть. К бегущему капитану.

Глядя в глаза Бережному, Аденин вынул записку Колчина.

— Читай...

Алексей, взяв в руки клочок бумаги, с недоумением смотрел на товарища, на задрожавшие в уголках глаз слезы...

— Юрок, ты чего?

— Читай. Все сам узнаешь.