След торпеды

— И все?

— Все.

— Ну-ну… — задумчиво проговорил полковник. — Вот что, вызови ты мне Маркова по рации. Немедленно! Я буду с ним говорить.

Но тут зазвонил другой аппарат, и Радченко снял трубку. Когда услышал голос Игнатова из Москвы, насторожился.

— Так, так… Понимаю. Принять необходимые меры… Кто-кто? Илья Морозов… Есть, записал. Где Марков? На участке заставы с тревожной группой. Пока лишь обнаружены следы у реки, неподалеку от берега моря. Слушаю. Вас понял. Все учтено, так и доложите генералу. Я лично займусь этим делом. Вас понял. Если что — сразу дам знать. До свидания.

Радченко глубоко задумался. Молчал и дежурный. Наконец он протянул полковнику трубку, доложив, что на приеме майор Марков.

— Слушай внимательно, майор! — громким голосом заговорил полковник.

Радченко предупредил, что на левом фланге заставы должен появиться нарушитель границы. Видимо, он попытается скрытно переправиться через реку, лесом добраться в село, а уж там затеряться среди людей. По паспорту он — Илья Морозов. Новые хозяева дали ему кличку Серый.

— Нарушитель матерый, вооружен, места ему хорошо знакомы, так что будьте начеку. — Полковник сделал паузу, потом жестко добавил: — Постарайтесь взять живым. Резервы штаба отряда выходят к лесу, они блокируют выходы к селу. Может, обнаруженные следы и есть следы Серого?

— Пока не ясно, товарищ полковник, — голос Маркова был спокойным и твердым. — Я принял все меры. Поиск сложный… Но мои ребята в грязь лицом не ударят.

…Сидя в камыше, Серый вдруг вспомнил родной дом на Кубани, отца вспомнил, будто наяву увидел его добродушное, морщинистое лицо, услышал голос: «Я, сынок, когда воевал на море, то часто по ночам видел тебя во сне. Для меня это было счастьем». Серый усмехнулся. Счастье… А разве у него нет своего счастья? Он жил своей мечтой — плавать в океане, прокладывать судну курс в штормы и бури… Да, это было для него счастьем. А потом катер наскочил на камни, разбился, и Серый потерял свое счастье. Теперь у него другая жизнь. И судьба у него другая. Кто он — враг? Нет, Серый еще никого не убил, никого не ранил. То, что вместе с разбитым катером утонуло четверо рыбаков с траулера «Кит», — вот это до сих пор тяжкой болью отзывается в груди, и не попади он на чужой берег, ему бы этого никто не простил. А теперь вот ему дали особое задание — перейти советскую государственную границу и встретиться с рыбаком по кличке Коршун. Серый знал, что Коршун хитрый и ловкий, предан Ястребу. Его даже укололо самолюбие, когда Ястреб, инструктируя его, несколько раз подчеркнул необходимость скрытно встретиться с Коршуном, чтобы ни один посторонний глаз этого не видел. «Вы, надеюсь, все поняли?» — строго спросил Ястреб, хмуря брови, в его глазах яростно сверкали огоньки. «Да, шеф, я все понял, и если на мой след нападут чекисты, живым в руки не дамся». Уже когда его доставили к границе, на тот участок, где лесорубы вели заготовку леса, Ястреб после недолгих раздумий как бы вскользь спросил, где находится его отец. Серый, естественно, насторожился. Сказал, что отец живет на Кубани. А может, и умер, в последнее время он часто болел. Ястреб усмехнулся, на его скуластом лице не было и тени добродушия. «Ваш отец еще многих переживет», — сказал он, и в его словах Серый уловил неудовольствие. Потом, ничуть не тая своих мыслей, Ястреб сообщил, что Аким Рубцов чувствует себя хорошо, даже приезжал на Север, на его, Серого, похороны. И, не дождавшись ответа, предупредил: к отцу не ездить, пусть по-прежнему верит, что его сын погиб вместе с катером. «А если вдруг…» — начал было Серый, но Ястреб сердито прервал его: «А если он где-то встретится, то надо его убрать». Серый затаил дыхание: «Убить отца?» Ястреб усмехнулся: «Да, иначе он может вас выдать».

Теперь же, сидя в укрытии, Серый рассудил иначе: к отцу он съездит, только бы пройти через границу. Надо сидеть молча, ждать, когда наступит полночь. Шел дождь, и кто знает, возможно, пограничники и не станут обходить берег реки? Кому охота мокнуть под дождем? Хороший хозяин в такую погоду и собаку не выгонит во двор. Где-то неподалеку закрякал селезень. Серый, раздвигая руками кустарник, стал пробираться ближе к воде. Вот она, песчаная коса — узкая полоска земли, и чтобы добраться до нее, надо перейти реку вброд метров семь-восемь. На это и рассчитывал Серый. Очень утомительно сидеть и чего-то ждать. Уже час ночи, а Серый все еще сидит как в западне. Рядом в кустарнике что-то зашуршало. Серый замер. Но тут же он увидел, как выплыла дикая утка, а за ней селезень.

«У них любовь. И у меня была любовь, а теперь вот один я тут на чужой земле, как тот краб-отшельник», — озлобился Серый и решил, что ему пора идти…

Он тихо вылез из воды, огляделся по сторонам, прислушался и, убедившись, что никого нет, легко вздохнул. Вода в реке была холодной, и он озяб, но ловко, в одну минуту, переоделся в сухое, затолкал вещи в длинный, как рукав от шубы, целлофановый пакет и, завязав его морским узлом, опустил в воду.

«Теперь ни одна живая душа не найдет мой пакет, а вернусь, снова переоденусь, и делу конец».

Серый так думал, а сам дрожал как в приступе лихорадки. Над рекой и лесом стояла глухая, беззвездная ночь. Все небо в черных тучах. Дремал густой сосновый лес, а поверх деревьев, где-то далеко-далеко алел горизонт, постепенно и бесшумно таяла ночь, наступал рассвет. Он немного постоял, нащупал в правом кармане брюк тяжелый браунинг и только тогда двинулся в сторону леса. Он хорошо знал эти места, но шагал настороженно, то и дело останавливался, прислушиваясь к шороху в кустах можжевельника. Дождь был ему на руку — смывал на песке его глубокие и плоские следы. Но прошло некоторое время, и дождь перестал. В зябких предрассветных сумерках стали видны деревья. И все же неспокойно было на душе у Серого; то и дело он оглядывался назад — не следит ли кто за ним, ступал по земле осторожно, как ступает волк, приготовившийся броситься на свою жертву. У густой разлапистой ели он остановился, перевел дыхание. И вдруг его охватил страх: у соседнего куста он увидел чью-то тень. Она медленно поползла, потом метнулась в сторону, к бугорку, поросшему колючим можжевельником. Серый мигом упал животом на землю, выхватил из кармана браунинг и выбросил правую руку вперед, готовясь выстрелить. Чья эта тень? Неужели за ним наблюдают, идут по его следам? Он лежал на сырой земле, пахло прелыми листьями, смолой и еще чем-то терпким. В грудь что-то давило, видно, корневище. Но Серый лежал затаив дыхание. Но что это? Тень куда-то исчезла, у бугорка ее нет; неужели ему почудилось? Нет, его на мякине не проведешь. Человек, который идет по его следам, должно быть, спрятался в кустах и ждет, когда он, Серый, поднимется с земли и зашагает к лесу. Так он лежал долго, пока не увидел, как из орешника, что рос у бугорка, выскочила бурая лиса. У него отлегло на сердце, выругался про себя: вот лесная тварь сколько страха нагнала, расскажи Ястребу — не поверит. А во что он вообще верит? Ничего для Ястреба не свято, даже сейчас, далеко от хозяина, Серого будоражат его слова: «У Коршуна очень важное задание, речь идет о новой подводной лодке русских… Ты уж там постарайся ему помочь». Однако Серый, выслушав хозяина, не произнес своих обычных слов «все сделаю, шеф», а совершенно неожиданно для Ястреба спросил: можно ли полностью довериться Коршуну? А вдруг его выявили чекисты и теперь он ведет двойную игру? Ястреб рассердился: «Серый, не мели чепуху. Коршун старый наш агент, у него есть и опыт, и знания».

Но где же здесь, у Песчаной косы, тропинка? Найти бы ее, проскочить через болото, а там и лес. Он шел долго, однако тропы не находил, и это его беспокоило: уже рассветало. Пока наступит утро, ему надо перебраться через болото. Он торопился и не глядел себе под ноги, то и дело спотыкался, у огромного серого валуна упал, угодив плечом в ствол дерева. Негромко выругался:

— Вот дьявол! Где же тропинка?

Серый считал себя знающим человеком, однако тут он растерялся: в чужом краю все для него было новым, загадочным, не то что у себя на родине, где годами струится милая его душе Зорянка. И вода в этой реке прозрачная, не то что здесь, и камыш высокий, густой, заплывешь, бывало, на лодке, притаишься и ждешь, когда на зорьке появятся дикие утки. Охотой он увлекался, стрелял метко, даже отец завидовал ему. «У тебя, Петька, глаз меткий и рука крепкая…» Теперь охота на уток ему ни к чему, теперь у Серого другая охота, за которую ему хорошо платят. Интересно, думал Серый, как бы повел себя его отец, узнав, что он живой? У Серого даже мурашки побежали по спине, и хотя ему было горько и страшно от мысли, что на родине его считают погибшим, но его подобрали иностранные «рыбаки», он оказался за рубежом. Допросы, пытки… Выбор один — или соглашаться на них работать, или подыхать с голоду. «Попадешь домой — тебя поставят к стенке», — говорил Ястреб. И вот что странно: вспоминая об отце, Серому не было его жаль, наоборот, в его душе росла неприязнь к нему; он и сам не мог объяснить, почему так, но, несмотря на это, твердо решил повидаться с отцом: лелеял надежду, что наверно же после его «гибели» Оля приезжала к отцу. Серый знал, что теперь он никогда не вернется на родину, и все же мысли о тех, кто его знал, мучили его.

16