— Тогда я плавал матросом. Капица был штурманом…
— Ну-ну… Радченко встал с дивна, тяжелыми шагами прошелся по комнате, выглянул в окно, надеясь увидеть во дворе жену, но Веры все не было, и от этого ему было не по себе — гость в доме, пора завтракать, а жены нет. Огорчился в душе, но виду не подал. Обернулся к Игорю: — К брату поедешь на заставу?
Марков озабоченно сдвинул брови, неожиданно его лицо сделалось строгим и холодным.
— К Павлу еще успею, а вот к вам, Иван Андреевич, у меня дело от самого комбрига Громова. Понимаете, такая штука. «Рыбаки» у нас появились и все норовят подойти ближе к острову Баклан. Что-то их там уж очень интересует. Мы осматривали судно «рыбаков». Однако ничего существенного не обнаружили.
Полковник чуть ли не рассердился:
— Чего же ты время теряешь? С этого бы и начинал — Он встал, потянулся к вешалке, где висела фуражка, взял ее, надел. — Вот что, поедем в отряд, там обо всем и потолкуем…
Вернулся домой Радченко поздно. Жена сидела за столом и что-то шила. Едва он вошел в комнату, тонко задребезжал звонок телефона. Радченко взял трубку. Вера заметила, как у мужа дрогнула правая бровь.
— Ясно. Вас понял. Еду.
Звонил дежурный отряда, доложивший о том, что на заставе майора Павла Маркова дозор обнаружил признаки нарушения государственной границы в районе Черного камня. К месту обнаружения вышла тревожная группа.
«Выходит, не зря меня предупреждал начальник разведотдела, — подумал полковник. — Появился все-таки нарушитель. А на море «рыбаки», как говорил каперанг Громов. Не одна ли это цепь?»
Радченко шагнул к двери.
— Что-нибудь серьезное? — спросила жена.
Он уклончиво ответил:
— Да так, Вера… Служба…
В словах мужа Вера уловила беспокойство. Подошла к нему так близко, что в ее темных глазах он увидел искорки.
— Ладно, иди. На твоих плечах граница, — тихо сказала она.
Уже сидя в машине, которая мчалась вдоль крутого берега моря, ярко освещая фарами дорогу, усыпанную мелким гравием, полковник подумал: «Что там на заставе?» У Радченко было немало забот, порой столько наваливалось дел, что допоздна засиживался на службе. Охране границы он отдавал всего себя. Даже Вера, с которой немало лет прожил на границе, как-то рассердилась: «А памятник тебе, Ванюша, все равно не поставят». Он почувствовал, как защемило сердце. «Ты о чем говоришь, Вера? Я же не могу с кем-то делить свой долг. Долг — не булка хлеба, милая…» Ночью, в непогоду он спешил на заставу, где нарушен охраняемый участок, старался организовать поиск нарушителя так, чтобы не подменять начальника заставы, но помочь ему определить наиболее вероятный путь захвата нарушителя. Так было не раз и тогда, когда Радченко возглавлял заставу, которой сейчас командовал майор Павел Марков. К нему полковник питал не только уважение, но полагался на него во всем, ибо не было еще случая, чтобы на этой заставе безнаказанно прошел нарушитель. Сам Марков был офицером бесстрашным. Охраняемый заставой участок он знал как никто другой.
Радченко шумно вошел в штаб. Дежурный по отряду доложил о том, что его вызывала Москва. Звонил майор Игнатов.
— Что-нибудь передал? — полковник снял фуражку, причесал волосы.
— Он снова позвонит. И вот еще что, — продолжал дежурный, — майор Марков выехал с тревожной группой. Обнаружены следы у реки. Старший наряда ефрейтор Костюк…