След торпеды

— По нашим данным, «рыбаки» вот-вот появятся, — раздавался в трубке далекий и глухой голос капитана 1-го ранга. — Корабли на местах?

— Все как один.

— И «Алмаз»?

— Он ушел раньше других. Я бы мог не посылать Маркова, но он хочет еще раз проверить судно, если рыжий капитан вновь нарушит наши территориальные воды. А в том, что нарушит, я не сомневаюсь.

— Понял тебя, Громов. Гляди там в оба!..

Над бухтой висела черная, зыбкая ночь. С залива порывами дул ветер, море гулко накатывалось на берег. Там, за узкой полоской каменистого берега, несли дозорную службу пограничные корабли. Не раз вот так, проводив командиров в дозор, Громов не находил себе места — как там на кораблях? Почему-то больше других его волновал «Алмаз». Не потому, что комбриг сомневался в Маркове, нет, ему он верил; настораживало другое: если появятся «рыбаки», сможет ли Марков разгадать хитрости рыжего капитана? «Все чисто у честных людей», — почему-то пришли ему на память слова начальника политотдела, сказанные им в беседе с Громовым. Да, Марков — честный человек. И в помыслах своих, и в поступках. Иначе и быть не может — тот, кто к себе взыскателен, не кривит душой. Недавно на партийном собрании Марков хорошо сказал: «Море без каждого из нас обойтись может. Но сможем ли мы обойтись без моря, если свою жизнь посвятили охране морской границы? Я могу смело утверждать — не сможем мы обойтись без моря! Приходилось мне встречать моряков, которые считали, что если на море есть отливы, то могут они быть и в жизни. Нет, я не согласен! Если у тебя в службе появились не приливы, а отливы — уходи с корабля! Значит, корабль для тебя стал мертвым, вроде куска железа». И все же как там, в дозоре? Громова так и не покинуло чувство настороженности. Это заметил и дежурный по бригаде. Он предложил комбригу связаться по радио с командиром «Алмаза». Громов сердито отозвался, мол, пока на связь не выходить, надо подождать, о чем доложит Марков. Он так сказал, хотя нет-нет да и порывался вызвать «Алмаз». Громов вдруг подумал о том, все ли он сделал? Развернул командный пункт штаба бригады, в нем самые опытные офицеры, флагманские специалисты, и, естественно, их тоже волнует обстановка в дозоре. Когда прозвучал сигнал боевой тревоги, то раньше всех в штаб прибыл флагманский штурман — коренастый, сероглазый и усатый капитан 2-го ранга. Еще до выхода «Алмаза» в дозор он сделал расчеты на поиск, на блокировку района. Сейчас на командном пункте штаба он вел прокладку курса сторожевого корабля. Начальник штаба, человек весьма строгих правил, то и дело глядел на карту, где нанесена обстановка, регулярно докладывал о ней комбригу, и если у Громова возникали какие-либо вопросы, начштаба их тут же разрешал.

— Виктор Петрович, вы переговорили с командиром «Вихря»? — спросил комбриг начальника штаба.

— Так точно, он, как и «Беркут», в готовности, — пояснил капитан 1-го ранга. — У острова не раз нес дозор, а в прошлом году, как вы помните, в трудных условиях полярной ночи задержал иностранную шхуну. Правда, вы тогда были в отпуске, но могу вас уверить, что у командира «Беркута» твердая рука и острый глаз.

«У Маркова тоже твердая рука, а дал маху с подводной лодкой», — чуть не вырвалось у комбрига. Он нагнулся над столом и несколько минут смотрел на карту, где помечен курс «Алмаза». Петляют «рыбаки». Нет, неспроста судно повадилось ходить в этот район, думал комбриг; дверь была открыта, и в штаб доносились глухие удары волн о каменистый берег.

Громов вышел на причал, покурил, глядя на темное море, потом зашел в свой кабинет. Снял фуражку и сел за стол. Перед ним на стене висела огромная карта. Невольно взгляд остановился на голубом клочке моря, где находились сейчас сторожевые корабли. Громов хотел выйти в дозор на корабле, но капитан 1-го ранга Егоров строго велел быть на месте. «Я вот тоже сижу как на иголках…» А разве ему, Громову, тут легче? Случайно или не случайно Егоров не разрешил комбригу убыть в море? При мысли о Егорове комбригу вспомнился разговор с ним. Это было вчера поздно вечером. Он уже собрался ехать домой, но тут зазвонил телефон. Громов взял трубку.

— Что там у вас, Феликс Васильевич? — спросил Егоров.

— Пока тихо. Правда, море рычит, как бы к утру шторма не было.

— Ты смотри, чтобы на кораблях не было шторма. А море пусть себе забавляется. Ну, а как там мое чадо? Ты извини, Феликс Васильевич, но я так волнуюсь. Письмо от Юрия получил, пишет, что женился. Шутит, да? Ведь они без квартиры.

— Нет, Михаил Григорьевич, Юрий написал правду, он женился. Света, его жена, добрая и славная. Живут они в квартире моей сестры. Она уехала в Болгарию…

— Что?! — в трубке послышался тяжкий вздох. — Кто вас просил предоставлять им квартиру?

Громов растерялся и не сразу нашелся что ответить.

— Вы слышите — кто вас просил? Вы меня удивляете…

— Совесть мне подсказала позаботиться о Юре. Он мой матрос, а о своих людях я стараюсь заботиться.

— Что, совесть? — голос Егорова громко звучал в трубке. — Выходит, у меня нет совести? Не слишком ли берете на себя?

У комбрига застучало в висках — такого разговора от Егорова он не ожидал. Что с ним, почему так разволновался? Ведь Юрию сейчас очень тяжело, ему нужна поддержка. Он хотел об этом сказать Егорову, но не решился.