След торпеды

22
18
20
22
24
26
28
30

— Пока «Беркут» не трогать, — прервал его комбриг. — Если что, я вам скажу…

Громов в душе был рад за Маркова. Все-таки есть у него что-то свое, уж если в дозоре, то дело свое знает. Правда, срыв с лодкой… Но если честно, то обстановка была сложной, и даже опытный командир вполне мог ошибиться. Да, всем хорош Марков, вот только порой самонадеян. Но случай с лодкой ему пошел впрок, и вряд ли теперь допустит промашку. Громов выглянул в окно, за которым гудело, стонало хмурое и темное море. Где-то далеко впереди, у скалы, что высилась над бухтой, проплыл зеленый огонек — рыболовецкое судно выходило из бухты на промысел. И все же — как там, у Маркова?

— Дежурный! — позвал Громов, чуть приоткрыв дверь своего кабинета. — Вызовите ко мне командира «Беркута».

Капитан 2-го ранга прибыл тотчас. Он стоял перед комбригом высокий, стройный, в черных глазах настороженность.

— Появились «рыбаки», — сказал Громов. — Будьте готовы к выходу в море.

Командир «Беркута» усмехнулся:

— Идти на помощь Маркову?

— Там видно будет, — хмуро отозвался комбриг.

— Игорь Андреевич человек весьма обидчивый, еще подумает, что вы решили мною подстраховать его.

— Вы думаете?

— Уверен, — худощавое лицо капитана 2-го ранга стало строгим, непроницаемым. — Я бы тоже не принял чью-либо помощь. Да, не принял бы. И, пожалуйста, не смейтесь. Я говорю об этом честно, как на духу. Служба для меня не самоцель, а часть моей жизни, причем часть большая, а коль так, кому, позвольте спросить, охота тащиться в шкентеле? У каждого, Феликс Васильевич, есть чувство гордости. Если что плохо делаю — наказывайте, учите, но чтоб на буксир меня взять… Нет, такое не позволю, лучше тогда совсем на берег… Море, оно венец делу… Помните, как в бытность помощником на «Беркуте» я преследовал иностранное судно? У острова Северный оно выбросило трал. Честно признаться, я тогда перетрусил — а вдруг корабль наскочит на подводные камни? В ту ночь море ходуном ходило, шхуна бежала к скалам, а я гнался следом. Потом она резко свернула в узкость, где двум кораблям и не развернуться. А тут еще ветер взбесился. И все же я рванулся следом за «рыбаками», как всадник на лошади. Ох и перетрусил тогда! Но остался доволен.

— Собой доволен? — грустно усмехнулся Громов.

Командир «Беркута» густо покраснел.

— Если честно — да, собой. — И после паузы не без чувства собственного достоинства продолжал: — Я не стану уверять вас в том, что не могу жить без корабля. Но если уйду с морской границы, то счастья мне в жизни не будет. Помните, как лет пять тому назад, будучи в дозоре, «Беркут» обнаружил шхуну, которая рыбачила в наших водах? Командир был в отпуске, и я управлял кораблем. Когда мы выбирали сеть, боцман свалился за борт, а шхуна успела уйти в нейтральные воды. Мне крепко тогда досталось, боялся, что снимут с должности помощника и назначат с понижением. Но что сделаешь — если виноват? А потом вдруг начальник штаба бригады предложил перевести меня на берег. Вот этого я страшно испугался.

— Что, берег не по душе? — в карих глазах Громова командир «Беркута» прочел недоумение. — Или испугался, что без корабля служба будет иной?

— И то, и другое, — небрежно ответил капитан 2-го ранга; в его голосе капитан 1-го ранга уловил едва скрытое раздражение. — Меня обидело то, что вы тогда не вступились за меня. Впрочем, выговор адмирала меня по-хорошему озлил. Дело прошлое, но когда речь заходит о командирской самостоятельности, я всегда вспоминаю этот каверзный случай. Опыта было маловато, к тому же тогда маленько растерялся, вот и поплатился…

— Командиру надо уметь самому защищаться, — обронил Громов.

— Я это тогда сразу понял, — признался капитан 2-го ранга. — Но обида душила…

Громов не сразу ему ответил. Он знал, что, может быть, ночью или на рассвете «Беркут» выйдет по боевой тревоге в море, и ему не хотелось командиру корабля портить настроение. По натуре своей Громов был прям, не терпел фальши, от каждого командира требовал самостоятельности, четкости в действиях на ходовом мостике. И что особенно его бесило, так это то, что капитан 2-го ранга почему-то во всех грехах винил кого угодно, только не себя. Да, он, Громов, мог тогда вступиться за своего подчиненного перед адмиралом, но умышленно не сделал этого: тот, кто набьет себе шишек, лучше будет водить корабль, К тому же командир «Беркута» не в меру самолюбив, а это вредит делу. И все же когда в штабе зашла речь о действиях капитана 2-го ранга и когда адмирал веско заметил: «Рано ему водить корабль», Громов вступился за своего помощника. Он уверял адмирала, что случай на «Беркуте» в сущности не повлиял на выполнение кораблем поставленной задачи. Конечно, то, что боцман свалился за борт в самой обычной обстановке, говорит прежде всего о его личной недисциплинированности. И все же виновен не только боцман… Не зря начальник штаба упрекнул Соловьева в «неумении организовать службу мостика». Вахтенный офицер, когда услышал крик «человек за бортом», в первую минуту растерялся.

— Но ведь ошибка вахтенного офицера не создала угрозы безопасности корабля! — воскликнул капитан 2-го ранга.