— Вот он меня сюда взял… А тебя кто по башке саданул?
— Он, паскудина, я бы его своими руками задушил, — Степан, сжав кулаки, шагнул к боцману.
— Не тронь, Степан! — решительно сказал Тарасов.
— Что? — у Степана закипело на душе. — Он меня чуть не убил, а я буду ему улыбаться?
Ермаков подошел к нему и тихо сказал:
— Тарасов вас спас, и вы должны его благодарить. А вы, — капитан 2-го ранга замялся, — вы, товарищ Капица, вели себя в городе весьма неосторожно.
— Возможно, — покраснел Степан.
— Как вы себя чувствуете?
— Боль прошла. А что?
— Отдохните, и мы снова вас свяжем.
Капица удивился:
— Зачем?
— «Гостей» будем принимать, — усмехнулся Ермаков. — В три часа утра.
Слушая Ермакова, Тарасов думал: «В этой лисьей пещере скрывался боцман, убивший капитан-лейтенанта Маркова. Сюда должен был прийти Петр Рубцов, он же Илья Морозов. Но он сюда не пришел, потому что свои приговор ему вынес отец, там, на берегу Зорянки. А теперь вот Колосов хотел переправить сына капитана судна «Кит» за рубеж… Вот он, сидит рядом. Что побудило его предать Родину, боевых друзей? Что заставило его поднять руку на раненого советского командира? Прав Степан, удушить бы его как змею…» И тут же в его памяти всплыли слова из радиограммы, которую он получил вчера ночью от Егорова: «Коршуна надо взять живым. Вы и Ермаков отвечаете за него головой…»
Боцман, сидя на холодном камне, размышлял:
«Моя карта бита. Все! Конец! Сгорел я… Что меня ждет? Если чекисты возьмут тех, кто придет сюда на подводной лодке, и если я расскажу им все, что знаю, может быть, останусь живым. Мне намекнули… Ну а если люди с того берега не придут в пещеру, тогда что? Мне не поверят, подумают, что я скрываю агентов… А кто меня выдал? Неужели Илья Морозов? Нет, он не мог. Зося? Может быть, она… Зря не удушил ее, прежде чем меня схватили».
— Коршун, — прервал размышления предателя Ермаков. — Хочу еще раз предупредить: делайте все как мы условились. Тогда у вас будет шанс облегчить свою вину.
В глазах боцмана замельтешили огоньки.
— Капитан-лейтенант Марков все равно не выжил бы, — сказал он. — У него началась гангрена, и через день-два он бы умер. Он сам просил, чтобы я пристрелил его. Он боялся попасть в плен… — Колосов сделал паузу. — Я виноват, но… Ладно, я буду делать все так, как мы условились… Если мне суждено умереть, то лучше на своей родной земле…
— Вы же хвалились капитану судна, что за «спасение» командира были награждены орденом?