След торпеды

22
18
20
22
24
26
28
30

— Что? — удивился капитан, рассердившись, что Колосов вошел к нему без стука.

— Волной сорвало шлюпку. Я вот крепил ее. Малость палец прищемило. Ты извини, капитан, дело у меня. Голиков-то совсем нет. Когда бросим якорь у острова Баклан, я с ребятами высажусь на часик. Там березняка — уйма. Нарежем — и на судно.

— Добро, — согласился капитан. — Возьмешь с собой и Лену, покажешь ей там пещеру.

— Чего там девушке делать? — сухо возразил боцман. — Да и некогда мне лазить по камням. Я — боцман, мое дело — порядок на судне. Экскурсии устраивать, капитан, не мое дело. Кольцов вокруг нее порхает, пусть он и сводит в пещеру… Ну, я пошел.

Петр Кузьмич взглянул на Лену.

— Ревнует, видать, тебя к Сережке?

— Что вы, Петр Кузьмич… — Лена наклонила голову, отвела глаза в сторону, но тут же вновь поглядела на капитана. — Вы бы знали, какой Колосов хозяйственный человек. Мамы нет, так он и дров мне наколет, и угля принесет, даже рыбы свежей наловит. У него свой катер. Мы ходили с ним на остров Баклан за грибами. Ох и птиц там много! А у вас есть свой катер?

Капитан сказал, что катера у него нет, да и зачем ему катер, когда прогуливаться ему не с кем. Правда, в прошлом году, когда сын приезжал к нему в гости, они рыбачили. Тогда выдался теплый летний день, ветра не было, над морем ярко светило солнце.

— Сынок мой даже искупался, — похвалился Петр Кузьмич. — Ягод мы там набрали, дома варенье сварили…

Наказав Лене держать связь с портом, Петр Кузьмич поднялся на ходовой мостик. Дождь угомонился, и сквозь тучи проклюнулось рыжее солнце. Море заголубело, заискрилось, и сразу на душе капитана потеплело. Он запросил, сколько на румбе. Рулевой ответил:

— Сто пять градусов.

— Так держать, Кольцов. Мы уже на подходе к острову.

Петр Кузьмич задумчиво глядел в сторону каменистой гряды. Слева гряда упиралась в остров Баклан, справа — в Северный. Между островами был узкий проход, которым не раз пользовались наши подводные лодки в годы Великой Отечественной войны. Они скрытно выходили к фарватеру и там уничтожали фашистские корабли и транспорты. Гитлеровцы выставили в узкости мины, и один наш корабль подорвался на них. Петр Кузьмич на всю жизнь запомнил это место. И сейчас он не пошел бы в этот район. Зачем ворошить память? Да окуня здесь много. Как не пойти? План-то выполнять надо!

В разгар обработки рыбы на палубе к капитану подошел Колосов и сбивчиво заговорил о том, что завтра у его сестры день рождения и он хотел бы послать ей поздравительную телеграмму.

— Вернемся в базу, и сбегаете на почту. Сейчас у нас одна забота — рыба.

Колосов, однако, не ушел. Подождав, когда капитан переговорит со штурманом, принялся вновь за свое, но уже с металлическим оттенком в голосе:

— Разрешите, капитан? Я очень люблю свою сестру. Мое молчание она рассудит по-своему. Ну, капитан?

Настойчивость боцмана задела Петра Кузьмича за живое. Он, не повышая голоса, отчеканил:

— Юрий Иванович, не зли меня. Разве не знаешь, что делать это в море не положено?

Боцман смягчился, на его лице появилась улыбка: