Котел

Эрин замерла, парализованная страхом, и прежде, чем она успела прийти в себя, ее схватили за руки и подтолкнули к одному из ожидающих "седанов".

Огромный мужчина с жестким лицом, стоявший у второй машины, замахал руками и крикнул:

– Скорее!

Услышав французскую речь, Эрин стряхнула с себя оцепенение. Ее дипломатическая неприкосновенность могла как-то помочь против русской контрразведки, но никак не против французских спецслужб, которые пытаются похитить ее в центре Москвы. Рефлексы, отточенные курсами самообороны, которые она закончила несколько лет назад, мгновенно ожили.

Пора! Она внезапно высвободила руки, ударила одного из нападавших локтем в живот и, развернувшись, вонзила острый каблучок в подъем ноги второго. Французы отшатнулись, и Эрин, почувствовав себя на свободе, повернулась и побежала прочь с этой людной улицы, направляясь обратно, в заросший деревьями парк.

– Дерьмо! – выругался Дюрок. Высунувшись из окна первой машины, он махнул рукой вслед Эрин. – Форе, Вердье, Вернер – за ней!

Пристыженные своей неудачей, агенты кивнули и помчались в погоню.

Дюрок все еще кипел. С самого начала он рассчитывал на то, что внезапность нападения ошеломит девушку, и они успеют втолкнуть ее в машину, спрятав от чужих глаз. Нужно было действовать и быстро, и осмотрительно. Теперь, похоже, задача даже упростилась. Наклонившись вперед, он постучал по прозрачной перегородке, отделявшей его от водителя.

– Поезжай вперед, за музеем сверни направо. Там поедешь на север по Пушкинской набережной. Не будет же она вечно прятаться среди этих чертовых деревьев!

– Слушаюсь, майор! – машина тронулась с места и, набирая скорость, влилась в поток транспорта.

Увлеченный преследованием, майор Дюрок не обратил внимания на серый продовольственный фургон, который двинулся следом за ними.

Эрин мчалась вперед, уклоняясь от встречных и обгоняя пешеходов, идущих слишком медленно. За спиной она слышала тяжелый топот ног и испуганные крики людей, которые, остановившись поглазеть, были сбиты с ног ее преследователями. Французы не отставали, но она не рискнула оглянуться и выяснить, насколько близко от нее они находятся.

Страх все еще владел ею, однако она поняла, что совершила ошибку, удаляясь от Банича и его людей. "Черт побери, – подумала она, – я считала себя поумнее!" Паника заставила ее пойти по пути наименьшего сопротивления и бежать от опасности, а поворачивать обратно было слишком поздно. Эрин решила бежать к Москве-реке, надеясь, что ей представится возможность оторваться от преследовавших ее мужчин. После этого она сумеет добраться до одной из конспиративных квартир ЦРУ или найти какой-то другой способ позвать на помощь.

Она промчалась мимо смеющихся детей, которые пускали "блины" по поверхности заросшего пруда, растолкала их удивленных матерей и нырнула в заросли деревьев и кустов. За спиной послышался всплеск и громкие крики – наверное, кто-то из детей упал в воду, но никто не попытался ей помешать.

И это было вовсе не удивительно. Десятилетия жестокой диктатуры приучили москвичей в нужный момент отворачиваться и смотреть в другую сторону, особенно если на их глазах женщину преследуют мужчины, весьма похожие на чекистов.

Приближаясь к реке, Эрин побежала быстрее. Куда ей повернуть, на юг или на север? Если она побежит по набережной на юг, она вернется туда, где должна была встретиться с Баничем и остальными. Если она повернет на север, она снова окажется в парке Горького, около Крымского моста и гостиницы "Варшава". Однако важнее всего было то, что этот путь вывел бы ее к станции метро.

Последнее соображение оказалось решающим.

Запутанная система московской подземки была идеально приспособлена для того, чтобы оторваться от преследования и добраться до безопасного укрытия.

Она выбежала из-под деревьев к блестевшей под лучами солнца реке. На противоположном берегу, на Фрунзенской набережной, высились жилые дома. Эрин повернула на север, наискось пересекая поросший мягкой травой склон, спускающийся к дороге, шедшей вдоль чугунной решетки набережной. Раздавшиеся в отдалении сердитые вопли подсказали ей, что трое французов выдохлись и безнадежно отстали.

Спасена! Ее дыхание стало ровнее, и Эрин почувствовала прилив сил. Это было второе дыхание – то самое, на которое она всегда полагалась, участвуя в состязаниях по бегу на длинные дистанции. Увеличивая отрыв от своих преследователей, Эрин переживала нечто похожее на ликование, обычно предвещавшее победу.