– Иц э бьютифал! – чуть не описалась кипятком от ненорматированного восторга правнучка рабов. И ткнула визитку в ладонь соседу. Дескать, бери, чего ж ты не берешь?
Серега учел промашку и визитку взял.
– Я очень люблю русский язык, и меня очень волнует загадочная русская душа, – залопотала шоколадка.
Кажется, она не поняла, кем назвал себя сосед. Тогда чему так радовалась? Шрам осторожно выглянул из-за спинки переднего кресла на предмет, как там поживает тот, с цепкими глазками? Вроде бы расслабился – зевает, официозный галстук снял.
– Я тоже без ума от русского языка, – поддержал тему Сергей.
– Без ума? – тут же художественно напряглась Эпифани и, не выдержав положенную театральную паузу, подавилась звонким смехом. – Вы сошли с ума? Вы не-нор-маль-ный? Вы – маньяк! Вы есть русский маньяк! Иц э бьютифал!
А вот Сергею было не до смеха, потому что автобус перевалил с асфальта на обочину и притормозил. Проверка на дорогах. Ментовский «уазик», полный сержантов с «калашами». А чего беглец ждал? За него взялись всерьез. Ради него целую сверхполномочную комиссию в Вирши снарядили.
Из кондишена на Шрамова дохнуло колымским холодом, запахом грязных бушлатов и древесной стружки с лесоповала. Почти в натуре Шрамов услышал завитой облаками морозного пара рубленый винегрет вечерней переклички: «….Шарыгин? – Я! – Шестопа-лов? – Я! – Шрамов? – Я! – Шульга? – Я!..» Услышат тянущее жилы жужжание бензопилы «Дружба-2», услышал любимую поговорку лейтенанта Бочарова: «Человек – не волк, в лес не убежит» так явно, будто этот Бочаров прямо над ухом прогундосил.
Мент, обнимая «калаш», сунулся в салон иностранного автобуса, но просек, что буксанул папуасов, и стушевался. А америкосы ему давай жвачки совать, привязали к пуговице воздушный шарик «I love you», засунули гвоздику в дуло автомата и банку пива в свободную руку, Один успевший поправить голову менеджер попросил стрельнуть из автомата за пинту виски, И все это так лицеприятно, без напряга, что мент под чистосердечные вопросы типа: «Вы сражаетесь с русский мафия?!» сдал назад, безнадежно махнув халявным пивом.
На ура америкосы спели менту уже из русского, впитанного за ночной банкет репертуара: «Город над вольной Невой, город нашей славы трудовой…» И мент позорно бежал, а автобус тронулся дальше,
– Без ума, – умывшийся холодным потом Сергей стал типа весело толмачить Эпифани, – это в натуре означает – без башни, отмороженно, крыша съехала. Но я сказал «без ума» типа балдею, торчу, подсел, прусь. Андэстэнд?
– Иц э бьютифал! – влюбленно вытаращилась на Шрама шоколадка и полезла за блокнотом.
Не такая уж она была и страшная. Не про Словаревы загребущие пальцы. И вроде по всем флангам клеит Серегу, оливковую ножку к мужскому бедру прижимает. Дети разных народов, мы мечтою о мире живем. И где-то здесь слабину дал Шрамов. Когда в очередной раз косякнул на насупленного хмыря у входа, нарвался на обратный заинтересованный взгляд. О-па! О-па! Америка-Европа!
Попялился хмырь в сторону сладкой парочки, попялился и, типа чисто скучая, свернул шею в окно. Но Шрама не разведешь на фуфлыжных рыжиках – узнал его хмырь по каким-то ориентировкам! Узнал!
Тогда, не комкая просветительский базар с флиргующей лиловой биксой, Сергей на ощупь выловил в своей дорожной сумке гранату и на ощупь же специально обученными шулерскими пальцами произвел с «эргэшкой» необходимую операцию. Увидев в пакете Эпифани моток лески – на загородном пленэре наивная афроамериканка собиралась рыбу удить, – взял взаймы.
Увы, Молчун узнал этого Храмова Хрена, тьфу, хренова Храма. Только не сейчас, а еще когда сунулся в Виршах проверить автобус. Вон они, часики заветные, на руке тикают. Молчун спецом позволил Пырею подмести часики, когда мочили директора кабака. Киллер рюхал, что не левого пацана заказал Виталий Ефремович. Так пусть этот не левый приметит часики на Пырее и постелит Пырею могилку. И тем сделает за Молчуна часть работы, ведь Пырей видел рожу Молчуна при дневном свете.
К сожалению, это была необъявленная война. Война между Шрамом и тем парнем с профессионально колючими глазами. Не Шрам начал войну, а парень с профессионально цепкими глазами. И кто-то из двоих должен был не доехать до Питера. На войне – как на войне. Шрам ничего не сделал этому парню, и этот парень ничего не сделал Шраму. И видишь, как расклад лег? Один из них должен умереть. И никто из двоих в том не виноват. Расклад, батенька, расклад.
Сергей не знал, что именно этот парень зарядил вместе с Пыреем одноногого афганца в холодильник. И жаль, что не знал. Знание добавило бы ему ненависти и сил, когда двое сшибутся лбами до последнего.
Еще Сергей не знал, что поторопившись со смертью Пырея, тем самым спас себе жизнь. Пырей не успел предупредить не шарящего в виршевских порядках Молчуна, что будут многолюдные похороны и Храм легко может мелькнуть. Поэтому Сергею и не досталась снайперская маслина.
Увы, Молчун не испытывал к этому Храмову Хрену резких чувств. Типовой заказ. Вот только любил Молчун работать красиво. На самом деле лишь поэтому и загрузил одноногого в Арктику. Чисто предупреждение: «Менжуйся, хренов Храм. Раз, два, три, четыре, пять – я иду стрелять». А то, что Храм просчитал Молчуна, так пусть блатарю перед смертью не надышится.
ebooksa