Беспалый вскочил на ноги.
– Молодец, сволочь! На словах ты крепок. Проверим, каков ты на деле.
Он нажал потайную кнопку на столе. Через несколько минут в кабинет без стука вошел высокий плотный мужчина в белом халате. За ним бесшумно ввалились двое охранников.
– Воробьев! – обратился к нему Беспалый. – Отведи новенького к себе в медпункт и… ну, сам знаешь что. – Подполковник подошел к Воробьеву вплотную и прошептал на ухо: – Впендюрь ему пентотальчику или чего там у тебя есть, – может, он что важное выболтает. И вообще, пропиши ему курс химиотерапии, для начала на недельку, а там посмотрим. Ну, действуй, Гиппократ ты наш!
ГЛАВА 32
После укола, который ему сделали в медпункте «предвариловки», Варяг как-то сразу отключился. С трудом осознавая, что его посадили в «воронок» и везут по ухабистой дороге, он притих в углу душной вонючей камеры на колесах и дремал. Вернее, бредил. Перед его мысленным взором проплывали неясные картины из прошлого, обрывки воспоминаний и снов. Вика… Нестеренко… Джонни-Могильщик… Живой еще Ангел… Перелет из Сан-Франциско в Шереметьево… Побег… Распростершееся тело Пузыря… Все смешалось в голове в причудливый, фантастический калейдоскоп видений. В какой-то момент Варягу привиделась Светлана. Они вдвоем сидели на кухне в их доме в Сан-Франциско. Светлана показывала только что купленную новую стиральную машину… Машина завертелась… Все завертелось… Видение утонуло в сплошной круговерти кровавой потасовки. Вся Россия – огромное поле брани. Бродяги всех мастей режут друг друга, рвут на куски. А пуще всех Рваный орудует ручищами. Да только и его смерть застает. Валится громила с ножевой раной в горле. И все снова вертится, все летит… А над головой несутся беспризорные облака и… «черный воронок».
Его куда-то привезли. Он не понимал, где находится. Да и не мог понимать. Только глубоко вбитые в мозг воспоминания о годах, проведенных за решеткой, подсказывали: ты в тюрьме, приятель!
Варяга посадили в одиночку и через день водили в тюремный медпункт. А там… – проклятые уколы. Он вовсю корил себя за то, что так безропотно отдает себя в руки какому-то Воробьеву: врачу-мяснику, гниде, но сделать с собой он уже ничего не мог. Его воля таяла, как мартовский снег, а тело переполнялось безразличием, бессилием, полной неспособностью концентрировать свое внимание… Теперь это был не прежний Варяг, а безропотное, соглашающееся со всем существо, способное отправлять лишь элементарные животные потребности.
Ночью или днем – он утратил ощущение времени – в камеру к нему иногда заявлялся ухмыляющийся подполковник Беспалый. Он стоял над заключенным, и откуда-то издалека, как сквозь вату, до ушей Владислава доносился его вкрадчивый зловещий голос:
– Ну, кто кого? Полежи, полежи, голуба. Отдохни. Не хотел по-хорошему с Беспалым, будет по-плохому… Таким, как ты, полезно общаться со мной.
Варяг проваливался во тьму, в пустоту, где его невесомое тело парило в пространстве среди черных облаков и вдруг точно какой-то неведомой силой выталкивалось на яркий свет. Тогда его глаза видели чьи-то лица, тюремные робы, погоны, автоматы, оскаленные клыки сторожевых псов… И потом он опять падал, падал в черную немоту.
Суд состоялся через неделю. Судья Миронов – парень лет тридцати пяти, с испитым лицом и жиденькими волосами – накануне принял подполковника Беспалого в своем кабинете. Александр Тимофеевич привычно закрыл дверь кабинета и повернул ключ в замке. Потом присел в кресло рядом с судьей и, глядя тому прямо в мутноватые зеленые глазки, тихо заговорил:
– Завтра будет как обычно, Митя. Это очень опасный преступник. Косит под невменяемого. Мы за ним пять лет гонялись по всей России. Насилу выследили. Взяли в Орле или в Воронеже… не помню точно. На нем висит с десяток грабежей, два убийства. С отягчающими. Скажу тебе как на духу: прямых улик на него нет. Но я лично знаю, и в краевом управлении, и даже в Москве это тоже известно, что он виновен. Так что завтрашний суд фактически пустая формальность. Но приговор должен быть справедливым. Ты же знаешь, чему нас учили… – В эту секунду подполковник Беспалый многозначительно перевел взгляд на стену, где уже лет тридцать пылились выцветшие портреты Ленина и Маркса. – Нас учили, что наказание неотвратимо. Будь уверен: этот негодяй прекрасно все осознает. Ему надо впаять «десятку» строгого режима – и дело с концом.
Судья заерзал и поднял взгляд на начальника знаменитой в округе зоны.
– Александр Тимофеевич, я, разумеется, ни на йоту не сомневаюсь в правоте ваших слов. Но ведь формально, юридически то, что мы с вами делаем… делали до сих пор… и то, что вы мне предлагаете сделать завтра, чревато… Ведь дела на Игнатова фактически у меня никакого нет. Свидетелей нет. Даже, смешно сказать, потерпевших нет.
Беспалый недовольно нахмурился и, встав, прошелся по кабинету.
– Ну об этом не беспокойся. Потерпевшую я тебе обеспечу. Свидетелей приведу. А протокол соответствующий городские менты живо состряпают. Потом у меня же есть все депеши – из края, из Москвы. Об этом самом Игнатове. Тут ты не сомневайся. Завтра же тебе до заседания все доставлю в папках, с грифом «секретно» – все как полагается. Телефонограммы, отпечатки пальцев, показания о его прошлых подвигах. Все будет. Меня интересует только одно: чтоб завтра у тебя сидел адвокат – позови хоть Копылову Машку – и чтоб ты вынес ему обвинительный приговор. И не меньше «десятки». Ты сам посуди: как нам еще очистить российскую землю от этой мрази? Только суровым приговором. Убийства доказать мы не сможем – это ты прав: доказательств нет, и юридически ему «вышку» дать никак нельзя. Ну и ладно. Я же не прошу у тебя идти на сделку с твоей совестью. – Тут в глазах Беспалого замерцали иронические искорки. – Все, что завтра произойдет в зале суда, будет абсолютно законно.
Подполковник Беспалый и судья Дмитрий Миронов уже в пятнадцатый, а то и в двадцатый раз разыгрывали этот фарс. Беспалый знал, что просто-напросто покупает судью (за каждый нужный ему приговор Беспалый «награждал» горького пьяницу Миронова ящиком водки). И Миронов знал, что подполковник его покупает (потому что всякий раз безропотно брал предлагаемый ящик водки). Для Миронова эти заказные процессы уже давно вошли в привычку. Он сурово (по требованию Беспалого) карал каких-то совершенно непонятных и ему не известных людей, которых откуда-то привозили в здание суда на «воронках» и после вынесения приговора куда-то увозили. А вечером к дому Миронова подкатывал милицейский «уазик», и хмурый сержант молча вносил в прихожую ящик с водкой и уходил, не дожидаясь слов благодарности. Для Беспалого судья Миронов был просто находкой. В этой глуши никто не мог проверить правильность и юридическую состоятельность следствия, процесса и вынесенного приговора. А любые апелляции, даже если бы кто-то удосужился их составлять, неминуемо затерялись бы в извилистых лабиринтах краевой бюрократической машины.
О Машке Копыловой подполковник Беспалый упомянул не случайно. Машка Копылова была единственным на всю округу адвокатом с дипломом заочного юрфака. Но этим все ее достоинства и исчерпывались. Дальше начинались пороки. Она была не дура выпить и не дура потрахаться. В свои тридцать шесть Машка сохранила аппетитные формы, к которым, как знал Беспалый, был неравнодушен Миронов. Правда, ему удавалось утаивать свою страсть (отнюдь не безответную) от суровой и злобной жены Нины. Но от Беспалого утаить что-либо было невозможно, и Миронов знал, что висит у подполковника на крючке. Словом, так или иначе он вот уже пятый год исправно выполнял «судебные поручения» начальника зоны. И все были довольны.
На следующее утро Миронов пришел в суд к половине десятого. Без десяти десять к нему в кабинет постучал нарочный от Беспалого с папками дела Игнатова. Как и обещал подполковник, все нужные документы были на месте. С фотографии на Миронова смотрел интересный мужчина лет тридцати пяти с интеллигентным холеным лицом. Удивительно, как обладатель такого умного лица мог быть убийцей и грабителем? Но Миронову не пристало рассуждать о своих «подсудимых». Он полистал дело. Вот показания двух свидетелей. Рыбаков и Мечников. Судя по всему, протокол был составлен совсем недавно – вчера, хотя дата стояла месячной давности. Рыбаков и Мечников – известные фрукты. Этим даже ящика водки не надо – одной бутылки было бы вдоволь. Так, потерпевшая – Ефросинья Копылова. А, черт, Машкина мать! Неужели Беспалый не мог найти кого-то другого, обязательно надо было приплести сюда еще и тетю Фросю. Вот Беспалый, змей подколодный, решил подстраховаться: о связи Миронова с Машкой Копыловой знали в городе только двое – сам Беспалый и тетя Фрося. Так, ладно, что же показала тетя Фрося? Боже ты мой, залез под вечер, когда все спали… Взломал комод, деньги взял миллион триста тысяч – да у Копыловых и сотни-то лишней отродясь в доме не было. Та-ак. Угрожал Ефросинье убить, замахнулся ножом, ударил, та потеряла сознание. Вынес магнитофон японский, плед индийский… Бред какой-то. Общий ущерб на сумму…