– Чего ждать? – спросил Пень, – пока замочите?
– Хотели бы замочить – не выпустили бы из горы. Вник?
– Вник.
– Будете себя хорошо вести – еще и заработаете. У вас кто-нибудь тачку водить умеет?
Тачку водить умели все, но Графину было не до разговоров – его время от времени рвало желчью, после удара в живот, а Локоть и Сявка и в обычном состоянии говорили мало. Пень попытался было тоже отмолчаться, но Женя не сводил с него глаз.
– У меня прав нет, – выдавил из себя Пень.
– Но водить умеешь?
– Умею.
– Вот и ладушки.
Ладушки. На хрен такие манцы. Сразу после ухода Жени Пень вышел на крыльцо и увидел, что с противоположной стороны улицы стоит тот самый микроавтобус, на котором их увезли с набережной. Водитель помахал Пню рукой.
– Влипли, – констатировал Графин в паузе между позывами к рвоте. – Как ударил, сука.
– Били толково, – со знанием дела подтвердил Локоть.
– Карася особенно.
Упоминание Карася прозвучало некстати. Никто не хотел вспоминать, как с ним разговаривали в пещере.
– У этого гада просто мозги поехали – такое с человеком сотворить. Какого они так на уши встали?
– А ты чего у них сам не спросил? Они бы тебе объяснили.
– Пошел ты на хер!
– Да я тебе хлебало порву!
Локоть и Сявка ссорились редко, но сейчас они готовы были драться. Их опозорили, и кроме этого, каждый из них ощущал страх и бессилие, которые могла бы испытывать драчливая собака столкнувшись с настоящим волком. Им хотелось чем ни будь стереть это неприятное чувство, и они знали только один способ справиться с ним – это выплеснуть свою агрессию на кого-нибудь другого, смять, унизить, растерзать кого-нибудь, чтобы хоть в собственных глазах снова стать сильными и опасными.
– Заткнитесь, – вмешался Графин, – я сказал, пасти позакрывайте.