Карась напрягся и тут как бы со стороны услышал, как кто-то его губами шепчет: «Кафе «Южанка»«. Это его боль шевелила разбитыми губами, его боль и страх. Он просто не мог не подчиниться этому голосу, этому тихому голосу, медленно пробирающемуся к его обожженному мозгу сквозь клубы боли.
– Умница, а когда тебя спросят о том, кто тебе приказал всех убить, ты скажешь – Калач. Калач. Калач. Повтори, рыбка.
– Ка-калач…
– Умница. А стрелял ты из автомата.
– Автомата…
– И больше ни на какие вопросы ты отвечать не будешь, пока я тебе не прикажу. Если ты ответишь правильно и вовремя замолчишь – получишь укол. И сможешь уснуть. Тебе не будет больно.
Ему не будет больно. Эта мысль ворвалась в тот участок его сознания, который освободился после исчезновения голоса. Боли не будет. Боли не будет. Боли не будет. Боли не будет. Кафе «Южанка»… Боли не будет… Автомат… Боли не будет… Калач… Мне приказал Калач…
Он шептал эти слова как заклинания, как молитву. Пусть боли не будет. Он не кричал только потому, что не было сил и потому, что тихий голос не приказал ему этого делать. Тихий голос всегда выполняет то, что говорит. Когда он шептал ему миллион лет назад о том, что сейчас придет боль, то боль пришла. Теперь она может уйти, нужно только сказать эти слова. Неважно, что их смысл не понятен, неважно, что он не понимает, кому их говорит. Боль должна отступить. Ему пообещал голос.
И Карась отвечал на вопросы подполковника Симоненко. А потом, ответив на три важных вопроса, замер в ожидании того момента, когда боль отступит. И боль отступила. Врач, тщательно проинструктированный Греком, потребовал, чтобы подполковник вышел из палаты и прекратил допрос. Симоненко вышел из палаты, а врач сделал Карасю укол.
Симоненко, с трудом выносивший запах мочи и экскрементов, остановился в коридоре возле открытого окна. Глубоко вздохнул. Все-таки чудо произошло. Несчастный случай принес в его руки убийцу. Более того, убийца даже смог назвать имя заказчика. Как же это Калач так подставился?
Не повезло. А Королю наоборот, подфартило. Жаль, что сейчас слишком поздно. Симоненко взглянул на ручные часы – двадцать один пятьдесят две. Завтра нужно с утра вызвать свидетельницу, провести опознание. Выставить охрану у палаты немедленно. Два человека с автоматами.
Отдав распоряжения, Симоненко спустился к машине. Душно. Темно и душно, как в кошмарном сне. Поехать снова к Королю, порадовать. Или лучше в управление.
– В управление, – сказал Симоненко водителю, сев на заднее сидение «волги». Нужно плотно пообщаться с экспертами.
Порядочные и воспитанные люди всегда приходят вовремя. Точность – вежливость королей. Где же их теперь найдешь – королей и порядочных людей? Нет, воспитанного человека найти можно, легче от этого не станет. Вот, например, он, Александр Гаврилин, как оказалось, очень воспитанный человек. Не зря его воспитывали столько лет. Семья, школа, армия, университет – это уже не в счет, пустяки и детский лепет.
Людей надо любить! Подпись – мама. Скажи мне кто твой друг, и я скажу кто ты. Подпись – Римма Эдуардовна, классный руководитель. Приказ командира – закон для подчиненных и должен быть выполнен беспрекословно, точно и в срок. Дисциплинарный устав Советской Армии, кажется. Высказываниями, почерпнутыми в университете можно обклеить фасад этого самого университета, и все они, как одно, учат разумному-доброму-вечному.
Из-за поворота вынырнула машина. Козел! С дальним светом по городу! Куда милиция смотрит. Хотя, это как раз понятно. Слава Богу, объяснили. Милиция из всех сил смотрит вокруг себя в поисках как бы заполучить его группу. Его группу. Большими неоновыми буквами, на полнеба – ЕГО ГРУППА. Или лучше лучами прожекторов. И фейерверк. Жил себе, жил. И на тебе!
Нет, вообще-то он сейчас должен был ощущать либо эйфорию от стремительного роста своей карьеры, либо деловитую озабоченность перед лицом важного боевого задания, Пополам с умилением. Нам доверили. Надо же! Не прошло и месяца со дня выпуска нашего самого секретного в мире учебного заведения, как нам уже доверили. Бери, говорят, Гаврилин, особую группу в свое распоряжению и приступай к управлению человеческими судьбами.
Гаврилин посмотрел по сторонам. Хорошо, что из двух маршрутов движения к гостинице он избрал наименее людный. Если бы он двинулся по набережной, то все отдыхающие бросились бы ему навстречу с вопросом: «А почему вы так светитесь, молодой человек?». И он бы им отвечал с важностью и достоинством, что теперь каждого из них могут убить по его приказу. Трепещите, несчастные.
Это называется манией величия. И свидетельствует только о том, что с нервами у него проблемы. И не только с нервами. У него еще проблема с дальнейшим существованием на этом свете. Тезка очень внятно предупредил, что жизнь его могут заинтересоваться на предмет ее сокращения. И что самое забавное, даже приблизительно не сообщил с какой стороны ожидать терминатора. Время разговора было потрачено с аккуратностью и эффективностью, свидетельствующими о рациональном складе ума.
Сказано было все, и он даже мог прийти на свое свидание вовремя – в двадцать два часа. Точно, как король. Мог, но решил прогуляться. Услышанное нужно переварить до того, как придется переваривать еду. Одновременно и то и другое желудок не выдержит.