И вдруг тишина сменилась грохотом. По кокону пробежала трещина, разветвляясь и извиваясь, как молния. Кокон взорвался, расшвыривая в стороны обрывки паутины и клочья тишины.
Слова вспыхнули, как тополиный пух, пламя мгновенно пробежало по всей вселенной, жадно обняло Шатова. На месте кокона поднималось облако взрыва, поднималось медленно, набухая кровью и переливаясь огнем.
Облако пульсировало, словно под его поверхностью пряталось нечто… И Шатов попятился, зная, что сейчас произойдет.
И полыхнула вспышка, сжигая все, сжигая даже огонь. И из вспышки этой родился Дракон.
Распахнувшиеся крылья заполонили все небо, а кривые когти на чешуйчатых лапах так вцепились в землю, что по ее поверхности пробежала сетка трещин, как по кокону перед взрывом, будто и сама земля всего лишь кокон, скрывающая в себе чудовище.
Дракон счастливо захохотал, опрокидывая звуком своего голоса скалы.
– Мне больше не нужно ждать твоего приглашения, – крикнул Дракон, и с неба горстью песка осыпался Млечный путь. – Я теперь могу сам выйти наружу, прорасти сквозь время и сквозь твою плоть.
Шатов молча смотрел на чудовище, прикрыв глаза от песка рукой.
Он уже все знал. Все. Знание это было в Шатове с самого начала, еще до того, как он впервые встретился с Драконом, еще до того, как Дракон попытался сделать из него свою гончую.
У Шатова было знание и было предназначение. Оно было в нем всегда, как тайна в ларце, от которого, играя, потеряли ключ. И сейчас это знание пробивалось наружу, как Дракон из кокона.
– Ты не сможешь причинить мне вреда, – сказал Шатов.
– Ты сам уничтожишь себя, – сказал Дракон, и поток жидкого огня ударился в небо и потек к горизонту, оставляя на небе прогоревшие дорожки сажи.
– Я уничтожу тебя, – сказал Шатов.
– Для этого тебе придется уничтожить и себя, – пророкотал Дракон, и новые ручейки сажи пролегли по небу.
– И я уничтожу тех, кто породил тебя, – крикнул Шатов.
– Нет, – выдохнул столб черного огня Дракон. – Ты не сможешь их уничтожить. У тебя есть шанс. Есть шанс!
Теперь уже по небу пробежала трещина, начала осыпаться голубая штукатурка.
– Какой шанс? – спросил Шатов.
– Какой шанс? Ну, ты же умный, Шатов, придумай. Сам придумай!
– Какой шанс? – снова крикнул Шатов.