Рождество по-новорусски

22
18
20
22
24
26
28
30

Гринчук закрыл глаза руками. Застонал.

Гиря, Мила, Али, Браток, Липский, покемон, долматинец, Скок, Шмель, Полковник… ненависть, ужас, боль, надежда, страх и отчаяние… И ни капли уверенности в своей правоте. И не к кому прийти и пожаловаться. И никто не сможет ему посоветовать, потому, что ничьего совета он не примет.

За все он ответит сам.

Гринчук встал.

Глубоко вздохнул, взмахнув руками.

Что, подполковник? Съехать с базара решил? Испугался? Хрен тут бояться. Действовать надо. Дерьмо черпать. Нет ведра? Черпай ртом. Захлебывайся, подполковник, но черпай. Очищай этот мир. Этот хреновый мир. Этот мир, в котором живешь ты, в котором живут миллиарды других… Тебя никто не спрашивал, хочешь ли ты в нем жить… И никто тебя не заставлял пытаться его исправить. Ты сам…

Гринчук упал вперед, упруго отжался от пола. Еще раз. Еще. Еще, еще, еще…

Не нужно стонать. Просто вспомни, что тебе говорили, просто вспомни, как они все на тебя смотрели… вспомни, что ты для них просто быдло, поднявшееся ниоткуда… равенство которого они не признают никогда… только в одном случае, когда вдруг поймут, что он такой же подонок, как они… тогда они поверят… признают за своего… А он этого хочет? Ты хочешь этого, Гринчук?

Ничего. Завтра все станет понятным. Все вернется на круги своя, только он, Гринчук, уже будет другим. Не таким.

Гринчук выпрямился, отряхнул руки.

Забрал с вешалки свою куртку и вышел на улицу.

Метель, наконец, стихла. Убила сама себя – ветер разорвал тучи и отбросил грязные клочья прочь.

Гринчук поднял голову и посмотрел на открывшиеся звезды. Яркие, как тогда, много лет назад.

Он лежал на спине, рана уже не болела, а тело было заполнено льдом. Гринчук лежал тогда и думал только о той девчонке, которую спас. Думал, придет или нет. А когда понял, что ждать бессмысленно, что помощи не будет, как вдруг затосковал он тогда. Как захотелось завыть волком, но сил не было. Можно было только лежать и думать. За что? За что?

– За что? – выкрикнул Гринчук вверх, звездам.

Не ответили.

Ладно, подумал Гринчук, потом. Потом. Осталось совсем немного.

* * *

– Осталось совсем немного, – сказал Шмель, когда Леонид не выдержал и попытался что-то сказать.

– Я…

– Успокойся, – сказал Шмель.