Рождество по-новорусски

– А кто тебя спрашивает? – удивился Гринчук. – С мамой твоей я уже договорился, она, в общем-то, очень надеется, что тебе нечего вспоминать. Очень надеется.

Последнюю фразу Гринчук произнес с нажимом и угрозой, словно киношный злодей.

– Она очень торопится, но готова подождать до пятнадцати ноль-ноль. В крайнем случае – шестнадцать ноль-ноль. После чего она начинает ужасно волноваться и делиться своими опасениями по поводу твоей психики со всеми подряд. Чем это закончится – сам понимаешь.

Липский молча кивнул.

– Вот такие дела, – сказал Гринчук и снова протянул руку Шмелю. – Удачи тебе в работе и спорте.

– Пока, – пожал руку Шмель и, не оборачиваясь на Липского, пошел на выход.

Леонид поплелся следом.

Уже закрывая за собой дверь, затравленно оглянулся на Гринчука. Словно загнанный в угол звереныш. С ненавистью и тоской.

Гринчук этот взгляд выдержал.

Дверь закрылась.

Гринчук остался стоять в коридоре один.

Он не чувствовал своего тела. Руки повисли словно парализованные. Он превратился в одно большое сердце. Удары сотрясали каждую его клеточку.

От ударов вздрагивали стены коридора. И вздрагивал пол.

Его сердце.

Гринчук попытался приложить руку к груди, но рука не послушалась.

Залитая кровью комната, напомнил себе Гринчук. Люди, словно разбросанные злым ребенком куклы. Простреленный покемон. Залитый кровью долматинец. Кровь на стенах, на полу, на ковре, на лицах.

Кровь отражается в стеклянных шарах и мишуре на елке.

Девчонка держит в руках пистолет и жмет на спуск. Раз и еще раз. И снова. А выстрелов нет. Есть только расширенные зрачки четырнадцатилетней девчонки. И есть простреленный висок того, кто ее обманул, но кого она любила.

Гринчук опустился на корточки, прижался спиной к стене.

Браток, который смотрел на него уже даже не с жалостью, а с брезгливостью. Нина, которая… Глаза Али, стекленеющие от ненависти… Батон, скулящий не от стыда или раскаянья, а от ужаса и обиды… Ненавидящий взгляд Лени Липского… рукопожатие Шмеля, крепкое, надежное рукопожатие, рукопожатие ничего не подозревающего человека… брезгливая усталость в голосе Владимира Родионыча… клочья человеческой плоти на полу и стене… кровь… сладострастный изгиб девичьего тела на видеомониторе…