Не спал Абрек и его коллеги, пытаясь представить себе, что именно произойдет утром.
Гринчук тоже не спал довольно долго.
Вначале он пообщался с проводницей, которая, как бы между прочим, поинтересовалась, куда конкретно тот едет отдыхать. Гринчук честно признался, что еще не решил. Что будет решать уже на узловой. А что? – спросил Гринчук. Есть варианты? Хотите пригласить к себе?
Проводница сказала что да, что есть варианты, что у нее есть знакомые, которые могут хорошо принять. Почти в любом городе. И очень даже хорошо.
И отстегнут проценты заботливой проводнице, мысленно добавил Гринчук и ушел в купе, пообещав подумать. Тут все ясно – первая линия курортного сервиса. Проводники высматривают денежного клиента и рекомендуют ему место отдыха. Или сообщает о нем дежурящим на перроне.
Кто и что потом сделает с этим богатеньким – проводницу не интересует. Удобно, если вдуматься. И ни к чему, в принципе, не прицепишься. Ничего противозаконного проводники не делают. А вот кто пользуется их информацией и для чего – интересный вопрос.
В купе Гринчук устроился на верхней полке, снял с шеи цепь и с пальца перстень, сунул их в барсетку. И попытался уснуть. Но оказалось, что попутчики спать пока не собираются, а собираются вести беседы.
Гринчук прислушался и неожиданно для себя заинтересовался.
Василий оказался писателем. Вернее, журналистом, причем журналистом криминальным, но еще он написал два романа, один из которых был уже опубликован, а второй – находился в печати.
Как уж Василий сообщил молодоженам о своей профессии, Гринчук не знал, но теперь разговор вертелся вокруг творческих планов писателя, выбора тем и вообще вокруг жутких криминальных тайн.
Гринчук усмехнулся. Писатель явно в органах не работал никогда, свои криминальные истории почерпнул из народной молвы и официальных сводок центра общественных связей областного управления милиции. Сам с ребятами из Центра Гринчук общался мало, даже не был уверен, что центр до сих пор называется именно так, а не иначе, но цену их отчетам и сводкам знал очень хорошо.
– Расстреляли прямо перед городом, – немного усталым голосом бывалого человека, закончил Василий. – И пошел слух, что это сделали сами менты. Чтобы северяне не лезли к нам в город.
Интересная версия, подумал Гринчук. Идиотские рассказы о тайной ментовской организации, типа эскадронов смерти, он слышал неоднократно. Некоторые даже придумал сам, когда еще работал в райотделе. Чего только не сделаешь, чтобы разговорить упрямого задержанного. Вот в чем Голливуд прав, так это в том, что психологические изыски на допросах обычно сводятся к двум моментам: что беднягу ожидает в тюрьме – жуткие громадные уголовники, жаждущие опустить новичка по любому поводу – и что менты могут сделать с ним же сами, не доводя дело до зоны.
– Понимаете, – глубокомысленно произнес Василий, – следствие – это работа мысли. Это поединок умов. И менты потому проигрывают, что их не учат думать. Схватить кого попало и прессовать.
– Да, – пискнула Оля, – одного нашего знакомого вот так вот взяли на улице и потащили в ментовку. А там…
Дальше из рассказа Оли вытекало, что беднягу в ментовке били, пытали и унижали только за то, что у него нашли несколько таблеток. Всего десятка два таблеток, а вели они себя так, словно нашли у него динамит.
Гринчук снова улыбнулся.
– Правда, Ваня? – обратилась Оля за поддержкой к мужу.
Муж благоразумно промолчал. Писатель также тактично не стал комментировать выступление попутчицы. Торговля наркотой – это всегда торговля наркотой. И это пусть двадцатилетняя девчонка делает страшные глаза по этому поводу.
Василий кашлянул и вернулся к прерванному выступлению: