К своему стыду, Игнат Сарычев вдруг осознал, что в голосе его слышатся нотки обиды. Не оценили!
Дзержинский выслушал его в полнейшем молчании, продолжая сверлить лоб Игната проницательным взглядом, и, когда тот умолк, устало заговорил:
— Поймите меня, товарищ Сарычев, я совсем не умаляю ваших достижений. Вы человек во всех отношениях достойный. Безусловно, у вас имеются заслуги, и немалые! Но нынешние условия требуют еще большей активизации. Вы кем были в Гражданскую?
— Комиссаром, — слегка растерялся Игнат от неожиданной смены темы.
— Так вот, считайте, что все эти жиганы, уркачи, карманники — ваши идейные враги! И церемониться с ними не следует, обращаться с этой публикой нужно по законам военного времени. Этого требует от нас партия, на этом настаивает и товарищ Ленин! — В бесстрастном голосе Дзержинского прорезалось теплая нотка.
— Я согласен, Феликс Эдмундович, — твердо произнес Сарычев. — Большинство жиганов ведь считают себя политическими борцами, так сказать, «анархистами». Урки окрестили их «идейными».
— Все эти отщепенцы прячутся под личиной анархистов… Вы можете представить себе, чтобы Бакунин на пару с Кропоткиным грабили винные склады? — И вновь этот пристальный, изучающий взгляд. Сарычев преодолел наваждение и скупо, чуть смущенно, улыбнулся. Дзержинский продолжал с едва заметным жаром: — Вот и я не представляю! А это ведь только цветочки, как вы знаете! Так называемые «анархисты» грабят на улицах людей и говорят, что содержимое их кошельков пойдет на нужды мировой революции! Это же цинизм, компрометация нашей власти! — Впервые Дзержинский позволил себе пренебрежительный жест. — Если мы объявим всем этим «идейным» настоящий террор и начнем ставить их к стенке, так, уверяю вас, преступность в Москве сразу сократится…
— Ясно, товарищ Дзержинский!
— Вот и договорились. Жестче действуйте, товарищ Сарычев! Жестче! Не забывайте, что война для нас еще не закончилась, она просто приняла несколько иные формы. Мы должны быть к этому готовы.
Дзержинский поднялся из-за письменного стола, давая понять, что разговор завершен. Сарычев мгновенно последовал его примеру. Приподнявшись, несильно одернул гимнастерку. Народный комиссар сделал ленивый шаг в центр кабинета. Ясно, пора уходить, и Сарычев, возможно, чуть торопливее, чем следовало бы, шагнул к двери.
— Игнат Трофимович…
Голос Дзержинского заставил Сарычева насторожиться.
— Так, значит, вы говорите, между жиганами и урками идет война? — вернулся Дзержинский к их давнему разговору.
Ход мыслей председателя ВЧК мог сбить с толку кого угодно.
— Да, товарищ Дзержинский. Между ними непримиримая вражда. Борются, так сказать, за лидерство в уголовном мире.
— И кто же выигрывает?
Вопрос был не праздный.
— Я тут специально интересовался этой проблемой. В лагерях победа за урками, оно и понятно, все-таки за ними вековые уголовные традиции. А вот на воле инициативу перехватывают жиганы.
— И почему же такой расклад? — Трудно сказать, — пожал плечами Игнат. — Жиганы — очень неоднородное племя. В их банде можно встретить кого угодно. Вот, например, три дня назад мы арестовали одну многочисленную шайку жиганов, так половина ее членов — дворяне, а заправлял ими царский полковник.
— Да, очень странные сюрпризы подбрасывает порой время, — сдержанно согласился Дзержинский. — А я ведь тоже из дворян.