— Толку от тебя, уважаемый Алексей Ксенофонтович, ни на понюх табаку, только зря водку жрал.
— Напраслину возводите, ваше сиятельство. Неужто вы в самом деле думаете, что я зря казенные деньги проедал? — В его голос очень проникновенно примешались нотки нешуточной обиды. — Как мог, отрабатывал.
— Вот я и слушаю тебя внимательно, любезнейший, — торжественно протянул Аристов. — Какие у него глаза, брови, рот?
— Да в темноте-то глаз и не распознать, — удрученно объявил Сиваков, соображая, что угощение на этом закончилось. А если генерал и прикажет выставить в следующий раз тарелку со щами, то она будет очень напоминать тюремную баланду. — Хитрый глаз! — уверенно объявил он.
Аристов печально вздохнул, всерьез сожалея о том, что принимал хитрованца как почетного гостя. Самое лучшее, что он мог сделать для просветления бродяжьих мозгов, так это упрятать его в каталажку на несколько суток, тогда, глядишь, заговорил бы, как Златоуст.
Генерал взял бутылку водки. Теперь она была не столь холодной. Налил себе в граненую стопку на два пальца и махом выпил.
Алексей Ксенофонтович, стараясь придать своему бородатому лицу полнейшее равнодушие, проследил за поглощением «Смирновки» и даже нашел в себе силы не взглянуть на стопку, когда господин Аристов негромко стукнул ею об стол.
— Вспомнил, — безрадостно протянул Смердячий. — Уши у него… это самое… круглые.
— Тьфу ты! Дурак ты, братец, — беззлобно обронил Аристов. — Я тебя об особых приметах спрашиваю, а ты мне — уши круглые! У тебя они тоже не квадратные. Узнаешь его, если где увидеть доведется?
— Как не узнать, если он мимо меня прошел. Еще чем-то сладким от него дохнуло. Не то водка какая, не то коньяк.
— До седых волос ты, братец, дожил, а не можешь понять, что от господина пахнет не сивухой, а одеколоном.
— Виноват, господин начальник.
— Вот что, любезнейший Алексей Ксенофонтович, деньги тебе выдавать пока рановато. Получишь их тогда, когда этого господина отыщешь. А сейчас пошел отсюда.
— Ваше сиятельство, ведь верой и правдой служу российскому отечеству… красненькую бы за труды.
Генерал порылся в карманах — брюки отягощали купюры только самого высокого достоинства. Расставаться хотя бы с одной из них выглядело бы большой потерей.
— Послушайте, Вольдемар, вы человек запасливый. У вас не отыщется десяти рублей для этого уважаемого человека?
Адъютант извлек из кармана ворох мелких купюр и, отсчитав десять рублей, положил на стол.
— Премного благодарен, ваше сиятельство, — протянул Сиваков, смахивая ладонью рубли.
— Полно, голубчик, — отмахнулся Аристов. — Ступай себе.
Когда Смердячий удалился, Аристов брезгливо поморщился и, показав на пустую тарелку, сказал адъютанту: