Медвежатник

— У меня имеется даже его фотография. Извольте взглянуть, — Макаров протянул небольшой снимок.

Аристов осторожно взял. С фотографии на него смотрел весьма недурной малый. Крепкое, самоуверенное выражение лица, чего не сумела стереть даже казенная рука фотографа. Очевидно, он знал себе цену и наверняка на каторге заработал немалый авторитет. Скорее всего, он был из «иванов», из тех самых, что запросто подминают под себя каторжан и разгуливают в окружении «рабов», готовых по первому цыканью хозяина броситься на обидчика.

Такого человека можно легко представить бредущим по темной московской улочке с «фомичом», сжимающим в крепких объятиях красавицу гувернантку, щедрым барином, расплачивающимся с цыганами за удалой пляс; и совсем немыслимо узреть его в качестве приказчика в какой-нибудь купеческой лавке. Человек, запечатленный на фотографии, был сам себе хозяин, о чем красноречиво свидетельствовали упрямые морщины в уголках губ.

И все-таки это был совершенно иной типаж, и к обстоятельному повествованию Алексея Ксенофонтовича он не имел никакого отношения. Агент Смердячий говорил о барине, изъясняющемся учеными словами, о тонколицем господине, поигрывающем тростью с набалдашником из слоновой кости, а с фотографии на него смотрел самый что ни на есть громила с рабочей окраины, по субботним дням балующийся водочкой, а по воскресеньям, скуки ради, готовый подраться где-нибудь на пустыре стенка на стенку.

Определенно разговор шел о двух разных людях. Но важно другое: оба они являются медвежатниками.

— Я не думаю, что этот человек сумел взломать Национальный банк, — наконец произнес Аристов. — Для этого нужно разбираться во многих технических вещах, что подразумевает весьма неплохое образование. А у этого господина, насколько я вас правильно понял, оно отсутствует?

— Точно так-с.

— Мы имеем дело с двумя разными людьми. Мой опыт мне подсказывает, что их пути должны пересечься. Медвежатники, как мы с вами знаем, — Аристов значительно посмотрел на Макарова, — короли преступного мира, и они всегда тянутся друг к другу, как два магнита. Это своего рода каста. Причем замкнутая. И я вам даже скажу большее: если мы выйдем на одного из них, то непременно отыщем и другого. Это нам с вами кажется, что Москва — большой город, но преступниками он уже давно поделен и разбит на многочисленные квадраты. Вы меня поняли?

— Разумеется, ваше сиятельство.

— Так вот, соберите всех своих агентов, дайте им словесное описание интересующего нас субъекта, и пускай они поищут его во всех малинах. Чует мое сердце, он должен проявиться.

— Слушаюсь. Разрешите идти?

— Ступайте, голубчик. Ступайте.

Макаров аккуратно собрал бумаги и бережно, как если бы это была фотография возлюбленной, уложил тюремный снимок в папку, после чего поднялся со своего места.

— Одну минуточку, — произнес Аристов, когда Макаров уже взялся за медную ручку. — Вы провели чистку в приемнике-распределителе?

— Так точно, ваше сиятельство.

— И что обнаружилось?

— Улов, прямо сказать, не очень богатый. В основном бродяги. Мы уже вывезли их за пределы Москвы. Но вы же знаете, что это за народ: не пройдет и недели, как они вернутся обратно. Затем отыскались трое городушников, они были в розыске. Двое фармазонщиков — те самые, что продали княгине Прониной фальшивые бриллианты в прошлом году.

— Помню, милейший, а как же, — качнул головой Аристов. — Княгиня дала описание преступников. У одного из них, кажется, на правой щеке крупная родинка, а у другого на верхней губе неровный шрам.

— Точно так, — отвечал Макаров, продолжая сжимать ручку. — Еще двое форточников, но это так, мелочь.

— Ладно, ступайте.