Медвежатник

22
18
20
22
24
26
28
30

Голицына Савелий вычислил без труда — уж слишком навязчивым выглядело его общество. От князя разило жандармерией, как от пороховой бочки смертью. Голицын проявлял явно нездоровый интерес к его персоне и старался опекать своего нового друга со страстью раскаявшейся мамаши, некогда отдавшей в детский приют грудного отпрыска.

Савелию захотелось узнать о Голицыне поболее, и скоро он укрепился в своих подозрениях: молодой человек тратил деньги с таким азартом, как будто доживал на земле последние деньки. Но между тем Родионову было известно, что средств к существованию у князя практически не было, если он чем и располагал в действительности, так это долгами отца. В России существовала единственная организация, способная щедро расплачиваться за все его излишества, — министерство внутренних дел. К этому следовало добавить, что как агент он имел явно неплохую оценку от начальства и, очевидно, приносил ведомству немалую пользу, иначе никто не стал бы оплачивать его дорогие ужины в ресторане «Яр».

Князь выдал себя с головой, когда неожиданно заявил, что в исправительной тюрьме находится некто Елизавета Петровна Волкова, замешанная в нескольких банковских ограблениях. Только невероятным усилием воли Савелию удалось сохранить самообладание. Он сумел даже бросить, что, видно, она очень интересная особа и он сам не прочь бы познакомиться с этой девицей.

При следующей встрече Савелий завел с Голицыным разговор о том, что в ближайшие три дня он будет очень занят и, возможно, его даже не будет в Москве. Отозвав Андрюшу в соседнюю комнату, Савелий долго рассказывал о своих петербургских планах и трижды упомянул банк «Северная Пальмира», прекрасно понимая, что за портьерами стоит и слушает его сиятельство князь Голицын. Наверняка уже на следующее утро он сообщит о состоявшемся разговоре господину Аристову, и генерал будет ожидать его где угодно, но уж только не в исправительной тюрьме в Сокольниках.

* * *

Савелий посмотрел на часы, через пятнадцать минут должен подойти Филимон. Савелий ждал его с нетерпением. Он подошел к зеркалу и критически осмотрел себя с головы до ног. Теперь в нем ничего не было от щеголя, завсегдатая светских салонов — на него смотрел надзиратель с пышными ржаными усами. В дверь постучали, на пороге стоял верный Мамай и, глянув хмуро из-под густых бровей, произнес:

— Тут к вам пришли, Савелий Николаевич… Жандарм.

— Ничего, Мамай, не пугайся. Все в порядке. Зови!

Поменяв свой светло-серый костюм на форму жандарма, Филимон переменился до неузнаваемости. Даже взгляд его принял казенное выражение, глаза так и вопили: «А ну-ка, голубчик, подь сюды! Что за безобразие творишь?!» Савелий невольно улыбнулся своим мыслям.

— С твоей физиономией, Филимон, не в медвежатниках ходить, а несчастным руки за спину заламывать. Ладно, ладно, не обижайся, я пошутил. — И, хлопнув по-приятельски Злобина по плечу, поторопил: — У нас с тобой мало времени. Мамай, — повернулся он к татарину, — если меня не будет, знаешь, что нужно делать?

Мамай слегка пошевелил своими огромными руками, и Савелий остался уверенным в том, что он бросится на выручку хозяину даже с кочергой наперевес.

— Не беспокойся, хозяин, — твердо уверил дворник.

— Это крайняя мера. Очень надеюсь, что все обойдется малой кровью. Машина у подъезда?

— Да.

— Отлично.

Даже самая сложная комбинация начинается с мелочей, а поэтому Савелий решил заняться перевоплощением в собственной квартире, чтобы уже на полпути к исправительной тюрьме чувствовать себя жандармом.

За рулем сидел вор по кличке Паша Рыбинский. Он служил шофером у банкира Лесснера, и бедный старик не подозревал, что за каждым его шагом следит пара заинтересованных глаз.

Савелий по-хозяйски уселся на заднее сиденье, рядом, сжимая сумку в руках, устроился Филимон.

— Трогай, голубчик, — важно произнес Савелий, так чтобы услышали случайные прохожие, — нас в исправительной тюрьме дожидаются.

Машина затарахтела и, сердито просигналив прохожему, перебегавшему дорогу в опасной близости, скрылась за ближайшим поворотом.

* * *

Автомобиль с жандармами остановился у самых ворот тюрьмы. Савелий решительно распахнул дверцу, разгладил ладонями складки у самого ремня и ступил на брусчатник. Не оборачиваясь на Филимона, он строго наказал: