– Вы можете сказать, куда она уезжала? – спросил Виноградов, забирая фотографию.
– Могу, ваше высокоблагородие, – энергично отвечал швейцар, – потому что самолично для нее кучера ловил.
– И куда же?
– На Сухаревку, восемнадцать.
Сунув руку в карман, Виноградов побренчал мелочью и, вытащив из кармана рубль, протянул его швейцару:
– Возьми, братец! Выпей беленькой.
– Благодарствую, – склонился в полупоклоне швейцар.
– Вот что, любезнейший Виктор Алексеевич, – сказал Виноградов, когда они вышли на улицу. – Сейчас вы немедленно едете по этому адресу и задерживаете женщину.
– У меня нет полномочий, – засомневался Краюшкин.
– Вот я и поеду пока за этими полномочиями к прокурору. Вы задержите ее хотя бы ненадолго. Иначе она просто исчезнет от нас навсегда.
– Хорошо. Я еду! Человек! – выкинул Краюшкин вперед руку катившему мимо лихачу.
В просторном армяке и мохнатом малахае, «ванька», повернув скуластое лицо поинтересовался живо:
– Куды ехат, хасяин?
– Давай на Сухаревку! – ловко вскочил он на подножку. – Да поторапливайся!
Пролетка резво промчалась через сквер и, закатившись колесом в лужу, окатила волной прогуливающуюся пару. До ушей Савелия Родионова долетели обрывки ругательств, пробившиеся через ритмичные удары копыт. Обернувшись, Родионов рассмотрел угрожающе поднятую трость и искаженное в ярости лицо щеголя. Но уже в следующую секунду экипаж скрылся за углом, и Савелия перестали волновать забрызганные порты молодого франта, и позабылась его физиономия, искаженная в гневе. Некоторое время возница усердно погонял лошадку, петляя в переулочках, проезжая проходные дворы.
– Остановись! – приказал Родионов.
Пролетка укрылась в тени деревьев. Улица выглядела безмятежной. Только в самом конце в хриплом шальном лае надрывался пес. Вытащив из кармана револьвер, Савелий Родионов убедился, что он заполнен патронами, и сунул в карман сюртука.
– Ты не забыл, что нужно делать?
– Как же можно, хасяин? – всерьез обиделся возница.
– Просто напоминаю. А теперь гони, что есть силы!