Уидерспун молчал. Затем согласно кивнул.
– Сниму их перед уходом и оставлю кому-нибудь.
– Послушай, парень, еще дезодорант. Понимаешь, я чую запах этого дерьма. А если в дыре будет вьетнамец, он его тоже учует и разнесет вдребезги твою задницу, а заодно и мою. Так что нам обоим пойдет на пользу, если ты вымоешься, а то прямо-таки как будто телеграммы посылаешь.
– Но в этих тоннелях не должно никого быть.
– Приятель, когда ты считаешь, что там никого нет, именно тогда они превращают тебя в труп. Ты женат, парень?
– Да, – ответил Уидерспун.
– У тебя была баба прошлой ночью?
– Отвяжись.
– Приятель, последний раз я щупал только собственную задницу, это было, когда один белый негодяй позабавился с ней в душе. И сейчас я был бы не прочь побаловаться с бабенкой перед этим последним путешествием.
– Мне велели позаботиться об оружии. – Решительно перевел разговор Уидерспун. – Можешь взять М-16 или маленький немецкий автомат МР-5. А если хочешь, пистолет калибра 45 или 9 мм.
– К черту, парень, никогда не пользуюсь пистолетом, да и автоматы терпеть не могу, они слишком шумят, заставляют мою задницу нервничать. Предпочитаю хороший обрез. Когда стреляешь из этой штуки, то грохот сильнее, чем в аду. Если там будут вьетнамцы, то они перепугаются. Можешь спросить у этой девушки. Азиаты не любят шума.
– Но они не азиаты. И не вьетнамцы, – угрюмо заявил Уидерспун.
– Да, конечно, конечно. А теперь иди и поищи обрез. Достанешь обрез для ниггера?
Уидерспун ответил, что поищет, и ушел.
Уоллс сидел, прислонившись спиной к стене, и курил сигарету. Давно знакомое и уже забытое чувство начало охватывать его. Такое чувство возникает, когда понимаешь, что дело дрянь, – какая-то растерянность, мандраж в кишках. Не то что очень неприятно, но сильно не по себе.
Снова в дыру.
«Эй, парень, я же завязал с этими дырами. Ты знаешь, у меня была отличная жизнь».
Натан подумал, что сегодня ему предстоит умереть.
Умереть в дыре.
«А я-то думал, что навсегда завязал с этим дерьмом».