– О чем? – спросил Щукин, выходя вслед за Ляжечкой из комнаты.
Ляжечка не отвечал, пока они не достигли кухни. Там Ляжечка уселся на стул и достал из сумки, которую он подхватил, проходя через прихожую, бутылку водки.
– Садись, – пригласил он Щукина.
– Присаживайся, – поправил Николай и уселся за стол.
Ляжечка вздохнул и с необычайно торжественным видом принялся откручивать жестяную крышку бутылки.
– Стаканы-то достань, – попросил он.
Щукин нашел два стакана, наскоро ополоснул их под струей воды из крана и поставил на стол.
– По какому случаю праздник? – спросил он.
– Не праздник, – строго произнес Ляжечка и наклонил бутылку два раза – сначала над одним стаканом, потом над вторым, – просто как бы… Ведь теперь мы подступаем к финальной части нашей операции. Последний, как говорится, и решительный бой.
– И герл, – добавил Щукин.
– Чего? – не понял Ляжечка.
– Бой, говорю, и герл, – сказал Щукин, – то есть я и Лилька твоя. Последние и решительные…
Ляжечка поморщился – судя по всему, от чрезвычайных мыслительных усилий, но, так ничего и не поняв, махнул рукой.
– Ладно, – сказал он, – хватит шуточки-то шутить. Сегодня вечером паром отходит от пристани. Скоро ты в Швеции будешь. На эти бабки, – он кивнул на чемодан, который Николай поставил у своих ног, – сможешь себе новую ксиву замастырить и жить не тужить за бугром… Но перед этим должен перевезти туда девчонку. Что мне тебе говорить, – вздохнул Ляжечка так тяжело и фальшиво, будто по долгу службы находился на чужих похоронах, – ты и сам знаешь, как опасно все это предприятие… Пороху уже понюхал за последние… сколько? Два дня. Не боишься?
– А чего мне бояться? – беспечно откликнулся Николай. – Башли есть, – он толкнул ногой чемодан, – а с ними уже не страшно.
– Ты это!.. – заметно повысил голос Ляжечка. – Говори, да это… не заговаривайся! Подорвать, что ли, хочешь?
– Да ты что? – усмехнулся Николай. – Опять по себе меня судишь? Щукин если подписался, то сделает…
– Вот так, – с облегчением проговорил Ляжечка, – а подорвать тебе все равно не удастся. Тебя вести будут до самого парома, да и на пароме – тоже. Помни об этом и глупостей не делай лучше… На чем я остановился?
– На том, что я подорвать хочу, – напомнил Николай.
Ляжечка гневно сверкнул глазами, но ничего на это не сказал.