— Ближе тебя у него никого нет, и вряд ли когда-нибудь будет, — возразил Плетнев. Он помолчал, о чем-то напряженно думая, потом сказал: — Я, конечно, могу ошибаться, но… По-моему, Александр Борисович этого не одобряет.
Ирина подняла на него удивленный взгляд:
— Чего не одобряет?
— Того, что ты так много времени проводишь с моим сорванцом. Вы ведь с ним и по вечерам, и на выходные.
Ирина фыркнула.
— Чепуха. Саня прекрасно относится к твоему сыну. Он любит его так же, как я. Просто он сдержан в проявлении эмоций, но мужчина ведь и должен быть таким.
— Вовсе не обязательно, — сказал Плетнев. — В последнее время Турецкий уж слишком суров. Я даже забыл, когда он в последний раз улыбался.
— У него сейчас трудный период.
— Может быть, — согласился Плетнев. — Но это «трудный период» слишком сильно затянулся.
Ирина выпустила облако дыма, затушила сигарету о железную стойку ворот и бросила ее в урну. Порыв ветра разметал ее волосы. Плетнев все это время смотрел не нее и вдруг не выдержал, схватил руки Ирины, поднес их к своим губам и принялся целовать.
Ирина не возражала и не пыталась вырвать руки. Она молча и удивленно смотрела на Плетнева.
— Тебе с ним плохо, — хрипло говорил Плетнев. — Он мучает тебя. Ты должна от него уйти.
Ирина покачала головой и тихо сказала:
— Нет. Не должна.
— Он не любит тебя, — продолжал хрипло шептать Плетнев. — Он тебя не ценит. Он вообще никого не любит. Брось его.
Ирина высвободила руки и сунула их в карман летней куртки.
— Я не хочу об этом говорить, — сказала она.
— А я хочу! Я хочу, потому что…
И снова Плетнева качнуло к Ирине, словно притянуло магнитом. На этот раз он поцеловал ее в губы. Попытался обнять, но Ирина высвободилась.
— Не надо, Антон. Только не здесь.