— Да, дела, — тихо проговорил Турецкий.
— Не хочу показаться циником, но нам это на руку, — сказал Плетнев. — Нашу работу можно считать выполненной. Вот только не знаю, как теперь поступить с гонораром. Нужно, наверно, его вернуть Шиловой. Как ты считаешь?
— Это ты у нее спросишь. Ты ей уже звонил?
— Да. Завтра утром она поедет на опознание. В восемь часов.
— Н-да… — хмуро проговорил Турецкий.
— Может быть, это еще и не Соловьева, — предположил Плетнев.
— Все может быть. — Турецкий глянул на часы. — В общем, план действий у нас с тобой будет следующий. Если будут еще какие-нибудь новости — тут же позвони мне. Если нет, то поговорим обо всем утром.
— Хорошо. А что ты предпримешь сейчас?
— Сейчас? Сейчас, Антон, я лягу спать. День был тяжелый. Постарайся не будить меня без повода. Договорились?
— Договорились, — запнувшись, ответил Плетнев.
— Ну, бывай.
Турецкий брякнул трубку на рычаг.
Он докурил сигарету, затем вмял ее в пепельницу, как вдруг услышал у двери какое-то движение. Александр Борисович поднял голову и увидел, что в дверях, кутаясь в халат, стоит Ирина.
— Что-то случилось? — спросила она.
— Нет, ничего, — ответил Турецкий.
— Но у тебя был взволнованный голос.
— Тебе показалось.
— Правда?
— Правда. Иди спать.
— А ты… так и будешь здесь… на этом диванчике?