— Да. Я — гей. Я его полюбил.
Лена не удержалась, фыркнула и заявила:
— Сейчас ты у меня получишь, разлучник!
Она подошла к дверям, шепнула что-то контролеру, тот кивнул, вышел и почти тут же вернулся вместе с Юрием Гордеевым. Лена обернулась к нему:
— Вот, Юра, послушай, что этот голубчик несет. Говорит, что хотел он тебя вовсе не убивать, а приласкать, видимо, удавкой. Он, оказывается, у нас гей и тебя полюбил всей душой. Только он у нас такой — специфический гей, с садомазохистскими наклонностями, раз он любимому человеку пытался на шею веревку накинуть…
Юрий прошел в комнату, сел за стол напротив Тоомаса и сказал ему, подмигнув:
— Ну что, Таможня, хотел приласкать, полюбил?.. Бывает. Я-то тебя прощаю, что тут поделаешь, но вот ты мне расскажи про Бурцева. Его ты тоже полюбил с трагическим финалом?
Тоомас Куухолайнен снова побледнел. Лицо его приобрело зеленовато-землистый оттенок, и начал дергаться кадык на худой жилистой шее.
— Я не знаю никакого Бурцева.
— Еще как знаешь! Ты его убил. И меня пытался убить, именно потому что во время судилища догадался, что я по следам Бурцева пришел. Вот ты меня и не сдал уголовникам, потому что сам хотел расправиться. Давай уж колись! Глупо тут отпираться. Ты за покушение на меня уже добавку приличную получишь. А так все же учтем — помощь следствию, чистосердечное признание…
— Что вы от меня хотите, — голос Тоомаса сорвался на визг. — Я честный русский «валяльщик»! Я стою на таможне. Я в ваш город приехал в отпуск к друзьям, а вы меня арестовали ни за что…
— Арестовали тебя, Куухолайнен, как раз за таможенные махинации, так что ты тут честного «валяльщика» нам не валяй. Тебя калининградские коллеги вели и сдали уже нашим с тем, что ты с «пароходчиков» наших дань собирал да зарвался маленько. А вот про друзей своих калининградских, к которым ты приехал, расскажи поподробнее. Кто тебе Бурцева заказал?!
Тоомас пытался упрямиться, но Лена вдвоем с Гордеевым приперли-таки его к стенке. Правда, толку от показаний калининградца было немного:
— Я не знаю, где их искать. Я с ними дел не вел никогда. Просто Кенигсберг — город маленький. Таможня вся на виду. А они — люди очень серьезные. Они меня знали, но, клянусь, никаких дел я с ними не вел.
— Так почему же на убийство согласился?
Таможня испуганно зашептал:
— Таким людям нельзя отказывать. Мне велели. Я бы сам живым отсюда не вышел. Но это случайность. Просто потому что я в камере с Бурцевым сидел, поэтому и велели, заставили. Я никогда мокрых дел не имел. Но отказать таким людям нельзя было.
— Как же они тебе велели, голубиной почтой, что ли?
— Мне «малява» в передаче была. Там написали, что Алек Зандер мертв.
— Какой это Зандер?
ebooksa