Опоздать на казнь

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да верю я вам, Максим Анатольевич, только я думаю, что вам это небезынтересно. И вы должны сейчас нам помочь выйти на этих самых «корабельщиков». Для вашей же безопасности!

— Был бы рад! Рад был бы! Но у меня их — ни концов, ни якорей, честное слово! — и понизив голос до интимного шепота, Аронов добавил: — Только вам, Леночка, скажу, потом ото всего открещусь. Я узнавал. Так, обрывки, по старым каналам. Нет их в городе. Я думал, что они дело сделали да и свалили. Но еще слушок был, что опять власть менялась-делилась. Что на Питер новые хозяева целят. Я тогда этот слушок прoпустил, но вдруг вам и пригодится.

Лена спросила, и тоже шепотом:

— А что за слушок-то?

— Слушок такой, что калининградцы с чеченами столкнулись. Только не говорил я вам этого. Видит бог!

— Ну что, живой? — улыбнулся Гордееву Мяахэ.

— Да, спасибо вам!

— Ну и слава богу! Нам бы только еще одного подобного инцидента не хватало. — Николай Петрович продолжал счастливо улыбаться, что все так благополучно обернулось. И без жертв.

Гордеев сидел за тем же самым столом, что и сутки назад, кожей ощущая холод кондиционера. Казалось бы, незаметный агрегат, но какой полезный. Этой ночью он ощутил всю его необходимость сполна. Стоит только лишиться чего-то неизбежного, но важного — и вот, пожалуйста. Комары только покусали. Восточные медитации не спасают от последствий укусов северных мелких монстров.

— Куухолайнен Тоомас, вот гнида курляндская! — выругался Мяахэ, читая дело уголовника по кличке Таможня. — Давно сидит, уже полгода как. Тихий и незаметный, ни сопли от него, ни пряников. Сел именно за контрабанду, оттуда и кличка. Первый раз попался, ни нареканий, ничего. А вот ведь как дело обернулось…

— Хорошо, Максим Анатольевич! Допустим, этого вы мне не говорили. Ну а что касается Бурцева, то показания все же придется дать. Бурцев убит в Крестах, по факту его смерти возбуждено уголовное дело. И вы единственный, кто может пролить свет на происшедшее.

— Леночка, но как же я могу давать показания против себя самого? — всплеснул руками Аронов.

Лена Бирюкова и так понимала, что наглеет и перегибает палку. Во-первых, воспользовавшись именем неизвестного ей следователя Пендюрина («Нет чтобы с предыдущим его следователем проконсультироваться, может, и не пришлось бы тогда весь этот бал-маскарад в „Матросской тишине“ устраивать», — выругала Лена сама себя). Во-вторых, и правда, глупо было требовать, чтобы старый шулер давал показания о том, как он раскрутил Бурцева и вынудил того совершить кражу. Максим Аронов это ей так, в приватной беседе рассказал, к тому же она в его доме, и ее местонахождение никому неизвестно. Но отступать было некуда. Показания Аронова и правда были ценными, к тому же прорисовывались новые фигуранты — гастролеры из Калининграда, а выхода на них нет никакого. Лена решила давить не на сознательность — какая же сознательность может быть у картежника! — а на проблемы безопасности самого Максима Анатольевича.

— Вы поймите, мне от вас не нужны показания, что вы Бурцева подставили. Мне нужны показания, что подставили вас. И кто вас подставил. Максим Анатольевич, то, что Бурцев убит, — это не шутки. А он успел рассказать только про вас.

— Кому он рассказать успел? — не на шутку встревожился Аронов.

— Пока только мне, — поспешила успокоить его Лена. Но тут же сообразила, что слово «пока» к откровенности покойника неприменимо, а испуг шулера ей только на руку, и добавила: — А что он такого сказал в камере, какие имена успел назвать и по какой причине его убили — неизвестно.

— Ласточка, но это и мне неизвестно…

— Максим Анатольевич! — Лену уже стало раздражать это обращение «ласточка». — В тюрьму мы вас сажать не собираемся. К тому же претензий к вам никаких…

Тут Лена, конечно, лукавила — насчет претензий, но было понятно, что «явки с повинной» она от Фирсова-Аронова вряд ли дождется.

— Так каких же показаний вы от меня ждете? — Максим все никак не мог взять в толк, к чему клонит следователь.