— Напрасно, напрасно.
— Так меня в качестве арестованного тут удерживают? Вы так и не ответили.
— Помилуйте, какой арест! Мы старались как лучше! Не понимаю, почему вы не довольны своим спасением. И никто вас вовсе не удерживает здесь, как вы изволили выразиться.
— Спасибо вам за спасение. Значит, я могу идти?
Гордеев поднялся со стула.
— Конечно, вы можете идти… Если не разделяете общепринятого мнения о том, что на добро нужно отвечать добром.
— К чему эта образность? Говорите прямо, без намеков. Я так понял, вы хотели сказать, что за все в этой жизни нужно платить, в том числе и за спасение этой самой жизни. Так? — Балаш, видимо, решил, что проклятые законники хотят срубить с него бабки.
— В общем-то так, — согласился Гордеев.
— Какая у вас официальная зарплата? — деловито обратился к ним Балаш.
— Ого, — присвистнул Турецкий. — Да вы нас совершенно неправильно поняли! Слишком… э-э… брутально.
Балаш приподнял бровь.
— А чего же вы хотите от меня потребовать?
— Видите ли, в думской комиссии есть один человек, которого вы, кстати говоря, очень хорошо знаете.
При этих словах Балаш переменился в лице. Он уже сразу понял, о чем приблизительно его хотят просить… И это было ужасно. Это была фактически катастрофа. Потому что здесь сосредоточивался его основной заработок. А лишиться его… Балаша даже передернуло.
— И нам бы хотелось, чтобы вы ему нас представили как людей Зайцева. С тем, чтобы этот человек передал нам имеющийся у него компромат на Ершова.
— Вам нужен компромат? — удивился Балаш.
— Нет, нам нужен этот человек. Хотя компромат тоже не помешает.
Внутри Балаша боролись самые противоречивые чувства. Но он, конечно, понимал, что в сложившейся ситуации у него просто нет выбора. Он так прямо и спросил:
— Я так понимаю, выбора у меня нет?
— Знаете, выбор есть всегда, — откровенно признался Турецкий. — Другой разговор, выбор между чем и чем! В данной ситуации, окажись я на вашем месте, я бы выбрал то, о чем мы вас просим.