— Еще она была в нетрезвом состоянии…
— Угу, отягчающие обстоятельства, значит. С ума сойти, сколько всякой ахинеи!
— В чем дело? — разгневался судья.
— Я только не понимаю, почему, если вы мне сами все это рассказали, вы отказываетесь показать документ. Может быть, его и нет вовсе?
— Да как вы?… Его нет у меня на руках! И вообще, материалы у следователя. Вот к нему и обращайтесь. Вам сказали через три дня, значит, через три дня.
— Я понял…
— Все! И никаких изменений мер пресечения!.. Вы свободны!
— Вы тоже! — злобно ответил Гордеев и, выходя, громко хлопнул дверью.
«Все с тобой ясно, тварь! — думал Гордеев. — Тоже всеми ниточками повязан с этой бандой. И какую чушь-то гнал! Боже ты мой! А еще судья! Таких судей гнать надо… Нет, таких надо сажать!»
— Я тебе говорил — дохлый номер! — сказал Гордееву Кравцов, когда они опять вместе сидели у него дома.
— Сергей, понимаешь, это дохлый, как ты говоришь, номер не потому, что судья — гад и падаль. Вот просто захотелось ему! А потому что они все связаны между собой. Как и дела эти… Ну понимаешь, девочку хотят повесить на Зайцева, а ее отца — на Лиду. И все нормально! И никаких концов! Черт! Теперь я точно знаю, что Зайцев никого не убивал! Найти бы главного всей этой шайки!
— А почему именно на Лиду?
— Не знаю… Может, просто под руку попалась, а может, есть какой-то план.
— Какой?
— Ну, например, опорочить тебя. Или меня…
— Хм… Я, конечно, помогу всем, чем смогу. А Лиду я вытащу, каких бы трудов мне это не стоило! Но объективно, если эта шайка состоит из всех этих шишек, из верхушки, то… — он отрицательно покачал головой. — Ничего, наверно, не получится.
— Но должна же быть какая-то справедливость на свете!
— По сути, конечно, должна. Только вот что-то не видна она совсем последнее время. Слушай, а чего ты мне по телефону насчет какой-то дверцы толкал?
— А! Это любимая фраза Зайцева. Вот если для нас с тобой, Сережа, эта дверца откроется, мы справимся.
— Ну и какие идеи?