– Колись, колись, Коровенков!
– Да правда не помню, – ничего не мог понять Коровенков. – Это ведь не я, а он считал чертиков.
– Каких чертиков?
– Да тут стали бегать по Кобелькову чертики. Поддаст горячего, они и бегают. Сам черный, а чертики бледные, хорошо видно. Ночью проснусь, а Кобельков сидит у печки и при лунном свете давит чертиков ногтями. А разве чертика, даже малого, ногтем возьмешь? Жара страшенная, сами видите, а Кобельков из-за чертиков стал робу рабочую надевать на ночь. А то, говорит, чертики щекочут кожу. Я что? Мне жалко. Я присоветовал. Бери химический карандаш, присоветовал, и каждого отдельного чертика помечай святым крестиком. Прямо так по чертику и помечай. Они, заразы, святого крестика совсем не терпят, мрут на месте или разбегаются. Поставь, присоветовал, на каждом крестик, они и спекутся! Ночью просыпаюсь, а Кобельков снова считает. Прямо как главбух в дорстрое. И губы фиолетовые. «Что, Кобельков, – спрашиваю, – химичишь?» – «Химичу». – «Что, Кобельков, помечаешь?» – «Буквально каждого, – отвечает. – Только, – жалуется, – им это по барабану. Как бегали, так и бегают. Только одни теперь помечены святым крестиком, а другие просто так».
Коровенков злобно сплюнул:
– Он в чудо не верит!
Сергей покачал головой:
– Приехали мы тебя огорчить, Коровенков.
– Это еще как?
– А очень сильно. Ты, правда, сильно огорчишься, даже жалко тебя.
– Это еще почему?
– А ты не кулдычь – почему да почему. Ты сам догадайся.
Коровенков догадываться не стал, а икнув, переспросил тупо:
– Венок кому?
– Ты уже спрашивал.
– Ну, забыл я, – виновато опустил глаза Коровенков. И опять переспросил: – Венок кому?
– Кобелькову, наверное.
– Да почему все ему, да ему?
– Ну, ты тип! – изумился Сергей. – Венок и тот под себя гребешь.
– Да я же по справедливости!