– Может, много работы…
Сергей покачал головой.
Пересохший мох седыми неопрятными космами выбивался из пазов, перед крылечком валялись еловые поленья. Груда таких же сучковатых поленьев высилась перед сарайчиком.
Зной.
Редкие комары.
– Не вижу могилки.
– Какой еще могилки?
– Ну, не хранит же гегемон тело своего напарника в сарайчике…
– Тьфу на тебя! – Сергей суеверно сплюнул и, поднявшись на крылечко, потянул на себя дверь.
Чуть наклонившись вперед, они долго всматривались в избу – как в перегретую темную пещеру. В сумеречной ее глубине на низких широких деревянных нарах, почти касающихся кирпичной печи, лежал человек; на печи в закопченной алюминиевой кастрюле что-то еще побулькивало.
Спящий лежал навзничь.
Он был абсолютно гол. Борода над землистым лицом стояла дико, как веник. К ней даже мухи не подлетали, хотя в избе их было не мало. Тут же, на нарах, на расстоянии вытянутой человеческой руки стояла мятая жестяная кружка. Что было налито в нее, ни Сергей, ни Валентин не видели, но вряд ли вода. Судя по тяжелому специфическому запаху, воду в этой избе не пили.
– Ну, если по-человечески… – пожал плечами Валентин. – В общем, можно понять мужика…
И спросил:
– Это Кобельков? Или Коровенков?
– А я знаю? – неодобрительно отозвался Сергей. – Я этих своих гегемонов ни разу не видел, их для нас Серый нанимал. Вот вижу, что примат, но даже и в этом не уверен.
– Примат не примат, но печень себе он успел испортить.
– С чего ты взял?
– А взгляни на лицо? Где ты видел такие желтые, такие землистые лица? Или он у тебя китаец?
– Не должен бы…