Пятый сон Веры Павловны,

22
18
20
22
24
26
28
30

Но он не боялся этого.

Возможно, он специально плеснул бензином из алюминиевой канистры на странные блики и отсветы, играющие на крылечке, на траве, на его насквозь промоченной бензином рубашке. Возможно, он специально обильно плескал бензином из канистры на все, что попадалось ему на глаза. Он уже сам давно с ног до головы облился бензином, но бензина в алюминиевой канистре все еще оставалось много. Наверное, в тот момент он не понимал, что на самом деле бензина всегда много больше, чем людям кажется. Наверное, он в тот момент не понимал, что сколько бы ни оставалось в канистре бензина, пусть совсем мало, его все равно хватит, чтобы поджечь отработанные материалы – низкое сизое небо, поблескивающую реку, темную загадочную тайгу, затопленную клубами едкого дыма, и, наконец, грохочущий, ревущий, обдающий металлическим жаром и ужасом зеленый вертолет, теперь несущийся почему-то поперек зеркальной реки прямо на Морица.

Рыло вертолета было опущено.

Бум, бум, бум!

Возможно, Мориц еще успел увидеть, как невидимыми ударами бросило в воду орущего от страха Коляна, и как странно упал лицом на голые камни рыжий Сергей Третьяков. Но главное, он успеть чиркнуть зажигалкой. Ведь главное, подпалить отработанные материалы – ползущий над тайгой дым, звенящие от сухости ели, черное зарево, вставшее над тайгой.

Бензин вспыхнул, и Мориц завопил.

Наверное, раньше Морицу никогда не приходило в голову, что, сгорая, отработанные материалы могут причинять такую ужасную боль. На Морице, шипя, лопалась кожа. Он вопил, катаясь по сухой, воспламеняющейся под ним траве. Он, наверное, уже не видел мгновенно вспыхнувшую тайгу и прозрачные спиртовые языки пламени, вдруг вымахнувшие над нею. И он уже, наверное, не видел, как в той стороне, куда развернулся и ушел отстрелявшийся вертолет, вдруг бесшумно и страшно поднялся в сизое раскаленное небо исполинский клубящийся гриб черного дыма. Небо было низким и плотным, но клубящийся черный гриб сразу продавил его, и, расширяясь, осветил весь горизонт, и без того светлый.

И тогда до реки докатился гром.

Он наплывал.

Он подергивался.

Он колебал каменные обрывы.

А внутри черного гриба непрестанно вспыхивали и страшно подергивались мрачные молнии. Внутри клубящегося черного гриба беспрерывно вспыхивали и гасли, не успев разгореться, страшные пульсирующие огни. Почти минуту черный гриб, высоко вскинувшись, стоял над ошеломленной тайгой, затем порывом горячего ветра его резко снесло в сторону.

Эпилог. Шалуны и херувимы (на другой день после конца света)

Но на растущую всечасно

Лавину небывалых бед

Невозмутимо и бесстрастно

Глядят: историк и поэт.

Людские войны и союзы,

Бывало, славили они;

Разочарованные музы