— Боюсь, альт в дороге расстроился…
— Вам, музыканту, не составит труда настроить его. Вам ведь не нужен для этого, как там его… — полисмен пощелкал пальцами.
— Камертон, — пришел на помощь Каталин. И даже показал, что это такое, ударив двумя пальцами по руке и поднося их к уху.
— Да, да, правильно, вылетело из головы. Итак?.. — Он сложил руки на груди и, будучи уверенным, что близок к разоблачению лжемузыкантов, а значит, и лжемиссионеров, закрыл глаза и скрестил на груди руки.
Он снова открыл глаза, когда мысленно представил в руках этого громилы ручной пулемет, и этот образ уже трудно было выкинуть из головы.
О том, что Алексей Николаев в допризывном возрасте воевал на территории зарубежного государства, узнали в военкомате. А в районный комиссариат его доставили в наручниках двое участковых и квартет ОМОНа. Военного комиссара, которого за глаза называли «наркомом», Нико видел несколько раз — дородный, с яркими похотливыми губами гомосексуалиста. Про него ходили слухи, кто-то приводил конкретные цифры: сколько призывников прошли через его задний кабинет с вместительной ванной и душем. В этот раз на месте комиссара сидел лет сорока пяти человек в белой рубашке с закатанными рукавами.
— Скрываешься? Готовишься к службе в спецназе? Ты уже наполовину дезертир, так что в элитных частях таких, как ты, не ждут.
Смысл его вопросов просился называться издевательским, однако в интонациях не было и намека на оскорбление.
Нико будто за язык потянули, и он задал вопрос:
— А с боевым опытом за рубежом вам люди нужны?
— Ты просто так треплешься или в твоих словах есть правда? — спросил он голосом дежурного у постели тяжелобольного.
— Не хочу попасть в стройбат или инженерные войска. Говорят, это одно и то же, — добавил Алексей.
— Говорят, в Москве кур доят, — ответил незнакомец. И, пролистав несколько страниц личного дела, выделил один существенный факт: — С 1992 по 1994 год, то есть ровно четыре призыва, тебя не могли доставить в военкомат. Здесь я вижу десять, нет, двенадцать рапортов участковых милиционеров, — подсчитал он. — Они с ног сбились, отыскивая тебя. Но здесь нет слез твоей матери, которая потеряла тебя на два года. Так где ты скрывался все это время?
— Воевал в Сербии.
— Дальше, — он равнодушно поторопил двадцатилетнего парня кивком головы и игрой глаз, которые по очереди открылись и закрылись, как семафор на переезде.
— Прибыл на фронт в Герцеговину в ноябре 1992 года, — рассказывал Нико, — как раз в то время, когда участковый начал поиски. Бои там вел корпус Герцеговины.
— Где располагался штаб? — неожиданно спросил незнакомец, подаваясь вперед и снова удивляя Николаева: он поверил ему. Поверил, но не мог отказаться от стандартной процедуры проверки.
Алексей ответил машинально, не задумываясь:
— В Билече.
— Сколько направлений имел фронт?