Ликвидатор

(Имя я назвал наугад, по наитию, и теперь привыкал к его звучанию.)

– Почему именно со мной?

– В тебе есть что-то такое… не знаю, как выразить свою мысль… прости – опасное. Я не претендую на звание душеведа или экстрасенса, но внутренний голос мне подсказывает: Лазарь, этот человек – бомба мгновенного действия. И будь с ним поосторожней в плане откровенности и порядочности. Знаешь, в жизни все бывает, и я немало понавешал лапши на уши как слабому полу, так и иным особям. Но ты – другое дело.

– Польщен… – Я пытливо посмотрел на раскрасневшегося от возбуждения собеседника. – Но думаю, что ты ошибаешься.

– И тем не менее, как говорится, к барьеру. Этим вечером я был на работе. У меня специфический бизнес: я оказываю услуги соотечественникам, попавшим в затруднительное положение. Нет, я не альтруист, упаси Бог! Конечно, будь я миллионером, возможно, и стал бы помогать бесплатно, но реалии жизни таковы, что без бабок ты нуль без палочки. Вот я и вылавливаю заблудших овечек, но только тех, кто еще не потерял свою шерсть и кто в перспективе может оплатить мои скромные услуги. А где найдешь земляков, оказавшихся на мели, как не в разного типа гнусных забегаловках? Все почему-то думают, будто дешевое жилье их ждет именно на окраине Афин – как в родных пенатах. Здесь все по-иному. Как раз приличную квартирку и за вполне сносную цену можно снять почти в центре – но, ясное дело, не в фешенебельных районах. Кстати, и с работой здесь полегче.

– И многим ты помог?

– Не скрою – многим. Вот результаты моих трудов. – Он с гордостью развел руками, будто пытаясь обнять всю квартиру. – Но сейчас мой бизнес дал трещину.

– Что так?

– Когда после объявления перестройки открыли ворота, сюда хлынули десятки тысяч "совков". Вот были времена! Теперь совсем не то, едут единицы. И то в основном в Америку и Германию. А тогда я спал не больше трех часов в сутки, пахал как ломовая лошадь. Ведь многие – какое там многие, почти все! – думали, что здесь их ждут молочные реки и кисельные берега. Но капиталистическая действительность, как нас учили в школах и институтах, – жестокая и коварная штука. Теперь-то я понимаю, что нам говорили правду. И не только я. Но тогда, в приступе эйфории от неожиданно грянувшей свободы, эмигранты были слепы и беспомощны, как новорожденные щенки. Вот я и крутился… в меру своих скромных сил.

– Как именно?

– Устраивал визы, вызовы, помогал с жильем и работой, даже снабжал дешевыми продуктами по оптовым ценам – для наших тогда это было в диковинку. Здесь образовались целые перевалочные пункты, городки, где эмигранты жили по два, три и больше месяцев, прежде чем уехать в Америку, Канаду, Израиль… Короче – моя идея была гениальной, и пусть мне платили не много, но с миру по нитке – голому штаны.

– И что, платили абсолютно все?

– Всякое бывало… – помрачнел Лазарь.

– А если бывало?

– Не буду темнить: я нанял несколько крепких парней…

– Понятно.

– Ничего тебе не понятно! Я не занимался рэкетом. Я забирал свое. И ни на доллар больше! Ненавижу хитровыдрюченных, которые спят и видят, как бы кого-нибудь обуть. И если это на уровне обычного трепа – пусть их. Но когда дело касается денег – увольте.

– Я тебя не осуждаю.

– Правда? – Мне показалось, что Лазарь удивился и обрадовался.

– А как ты сам сюда попал? – не стал я развивать тему его "бизнеса".