Земля войны

22
18
20
22
24
26
28
30

А прокурор республики сказал:

– Это ни что иное, как заговор против нашего президента! Вы посмотрите, что происходит! Еще неизвестно, вторглись чеченцы на нашу землю или нет, а на площади уже столпились две тысячи человек, и Телаев с Маликовым раздают им оружие! Они говорят, что хотят воевать с чеченцами. Разве, когда Москва объявила войну Грозному, в Москве собирались на Красной площади и требовали вооружить народ? В России и без того есть, кому воевать! А эти люди – бандиты, которые под шумок хотят разжиться оружием и свергнуть нашего президента! Надо немедленно выступить по телевизору и запретить этим бандитам всякую самодеятельность!

* * *

В пять часов вечера, в то самое время, когда на митинге в Торби-кале раздавали оружие, а прокурор республики требовал прекратить беспорядки, Джамалудин и его люди заняли удобную позицию в пятнадцати километрах от Хосола в глубоком ущелье по дороге, ведущей к селу Курши.

Джамалудин не был единственным из аварских авторитетов, который готов был драться с чеченцами. Просто все остальные были в двухстах километрах от Хосола, а он – в двадцати.

С Джамалудином было всего шесть человек. Этого было слишком мало, чтобы принять бой, но остальные люди были нужнее в других местах, и Джамалудин распорядился ими так, как считал нужным.

– Почему ты думаешь, что Арзо уйдет из Хосола сегодня? – спросил Шапи, который был не очень доволен распоряжениями своего молодого товарища, – у него мало людей. Завтра их будет гораздо больше.

– Арзо опытный командир. Он понимает, что сейчас все решает время, а не число, – ответил Джамалудин, – если он промедлит три дня, сюда придут русские танки. А если он захватит Куршинский тоннель, танки останутся по ту сторону гор. Он пройдет здесь сегодня. Он сначала займет Курши, а потом тоннель, потому что к тоннелю нельзя подойти, миновав Курши.

– Тогда почему бы нам всем не ждать его у тоннеля? – спросил Шапи.

– Мы останемся здесь.

– Как бы мы не остались здесь навсегда, – возразил Шапи.

– На все воля Аллаха, – ответил на это Джамалудин.

* * *

Арзо не ожидал, что все случится так быстро: ему нужно было еще два-три дня, чтобы подтянуть в Хосол побольше людей и иметь возможность бросить их в бой дальше. Но искра проскочила между пластинами конденсатора раньше, чем Арзо планировал, и через два часа после мятежа в Хосоле, повинуясь переданному по цепочке приказу, четыре сотни чеченцев под командованием младшего брата Арзо вошли в Мескен-Юрт, – чеченское село с населением в девять тысяч человек на западе Бештойского района.

В семь вечера, предварительно выслав вперед разведчиков, Арзо посадил пятьдесят бойцов в два ГАЗ-66, сам сел в белую «Ниву», и выехал из Хосола. Целью его было небольшое село под названием Курши.

Территория республики РСА-Дарго в этом месте глубоко вонзалась в земли вайнахов, как акулий рот вонзается в сочное мясо. Весь Бештойский район походил на один огромный язык, вытянутый в направлении Чечни, и Мескен-Юрт и Хосол, если посмотреть на карту, были как бы двумя вершинами равнобедренного треугольника, основанием уходившего в Аварию, а острым концом упирающегося в Чечню. Расстояние между чеченским Мескен-Юртом и аварским Хосолом составляло всего тридцать километров, хотя площадь всего района была почти семь тысяч квадратных километров. Впрочем, это если считать по карте. Подлинную же площадь Бештойского района посчитать было совершенно невозможно. Ведь земля в этом месте не лежала смирно, как скатерь на столе. Она металась, как линия осциллографа, то вверх, то вниз. Здешние горы – сердце Кавказа – считались суровей лесистых вершин Чечни, расстояния в этих местах сходили с ума и сводили с него путников, и зачастую два села, разделенных деленьем линейки на карте, были разделены вечностью: кремневыми топорами скал, обрубающих всякие связи и оставляющих два аула с разными временами и разными языками.

Эти горы, наваленные друг на друга, как куски кровоточащего мяса, были соединены редкой кровеносной сетью дорог. Курши были расположены в двадцати километрах от Хосола, почти точно на линии, соединяющей два пограничных села, и, таким образом, тот, кто взял эти три села, отрезал бы Бештойский район от остальной Аварии. Еще важней было то, что сразу за Куршами был расположен четырехкилометровый тоннель, пробитый еще в тридцатых годах в самой толще хребта Тлярах-коль. Куршинский тоннель был единственной дорогой, которой русские танки могли пройти в Бештой.

Но главным козырем Арзо были не сами горы, а люди, которые жили в них. Арзо мог бы выбрать для вторжения равнинный Шахдагский район, плодородные земли кумыков и ногайцев, сквозь которые открывался прямой проход до Торби-калы. Он мог бы выбрать Халинский район, некогда сплошь заселенный чеченцами.

Но он выбрал именно сердце гор.

Здесь даже в советское время не закрывались мечети. Здесь женщины не ходили без платка, а старики – без папахи. Здесь не было безработицы, преступлений и советской власти. Здесь изобличенных насильников сжигали вместе с домом, а земельные споры решали у имама мечети. Не потому, что жители этих сел были ваххабиты. А потому, что они были горцы.

Арзо понимал, что как только тоннель будет захвачен, весь район окажется в мешке. Окруженные с двух сторон Чечней, с перерезанной пуповиной между ними и остальной республикой, брошенные в каменные качели взлетающих к небу гор и падающих к преисподней ущелий, немногочисленные представители официальной власти будут вырезаны чеченскими моджахедами или восставшими местными жителями.

Единственным их опорным пунктом могла быть Бештойская база, но база всегда была вспомогательным аэродромом, непригодным для переброски на территорию Чечни тяжелой техники. Сама высота ее над уровнем моря создавала кучу проблем, да и странно было бы строить аэродром, способный принимать тяжелые транспортники, на плоскогорье, окруженном непроходимыми для танков горами.