Даша ответила – нет, к пруду незачем. К родителям – тем более. Лучше, по ее разумению, будет пойти в присутствие.
Товарищ прокурора на эти слова только рукой махнул. Ты, говорит, цыпочка (слово-то какое противное!), даже не представляешь, что такое полицейский участок. Там с тобою и говорить-то не станут. А если станут – сама не обрадуешься. Позорными вопросами умучают, вызнают всю подноготную, а потом еще на весь город ославят. Главное – толку не будет, потому что я – товарищ окружного прокурора, а ты – беспутная гимназистка.
Вот как вмиг переменился.
Но Дашу это вовсе не удивило. Совсем спокойно (даже сама себе удивлялась) она ответила, что в полицию не пойдет, а отправится прямиком к госпоже начальнице. То есть к Жучихе. Про прозвище, разумеется, говорить не стала, но обрисовала начальницу гимназии подробно. Так, чтоб и сомнения не осталось: эта дама заезжего чиновника не испугается. Да и кто он ей? А совратить подшефную ей гимназистку – это уже серьезно, это ей самой вызов и вверенному заботам ее заведению.
Для убедительности Дашенька даже показала листок бумаги, исписанный с двух сторон ровным ученическим почерком. На них она подробнейшим образом описала, как было дело, и чем все закончилось. А от себя добавила, что напрасно господин прокуроров помощник изволит сомневаться – она и чулочки испачканные сохранила, и панталончики, которые он в порыве страсти изволил порвать. К тому же многие давеча видели их в парке, когда прогуливались при фонарях.
Так что все это не пустые слова, говорила Даша. В полиции, глядишь, и прислушаются – к начальнице-то гимназии. К ней, Даше Ложкиной, нет, – а вот к начальнице непременно. И еще, добавила Дашенька, сомнительно, что после всей этой истории в Петербурге захотят для товарища прокурора вакансию сохранять. Слишком все некрасиво получится.
При этих словах папенькин друг детства головой дернул и посмотрел на Дашеньку озадаченно. Видно, не ожидал от «цыпочки» этакой прыти. Просил разрешения взглянуть на листок. Да отчего ж не взглянуть? Не жалко, извольте. К тому же, на всякий непредвиденный случай, и копия тоже имеется.
Бумагу товарищ прокурора прочел, и не один раз. Губу закусил, совсем не авантажно взлохматил пятерней волосы. Потом сказал, что должен подумать, и удалился. Даже спокойной ночи не пожелал, невежа!
Утром к завтраку он не пришел. Кинулись выяснять – оказалось, еще затемно съехал. Только письмецо и оставил, с извинениями. Дашенька его видела: срочная надобность, прошу извинить, примите и проч. Словом, глупая болтовня.
Подумала про себя: все равно пойду к Жучихе. Почта и до Санкт-Петербурга жалобы доставляет. Времени больше пройдет, а так все равно. И приготовилась ждать.
А после обеда (папенька спать улегся, что получилось кстати) пожаловал почтальон. К Дашеньке. Посылочка ей оказалась, небольшая коробочка, обернутая коричневою бумагой. Что в ней, Дашенька догадалась сразу, с первого взгляда.
(Кстати, выяснилось позднее, что цена тому перстню не пять, а все восемь тысяч. Видно, не было иных средств у заезжего товарища прокурора.)
– Что умолк? – спросила мадам Дорис. – Докладывай свою чепуховину.
– Да я насчет братцев Свищовых, Егора с Федотом, медведей наших…
– И что с ними? Убили кого?
– Отчего ж сразу убили? Нет, хуже. Егорка хворь подцепил… Худую, французскую…
Мадам Дорис поморщилась.
– Это где ж? – И тут же взглядом впилась в управляющего: – Неужто у нас?! Ну? Отвечай!
– Нет, не у нас, как можно… – Иван Дормидонтович вытер отчего-то вспотевший лоб. – На стороне прихватил.
– Где?! Да что ж это я из тебя все клещами тащу!
ebooksa