Харбинский экспресс-2. Интервенция

22
18
20
22
24
26
28
30

– Обучение чрез гипнотическое воздействие – вот за чем будущее! – торжественно сказал брандмейстер. – Достаточно подвергнуть обучаемого месмеризации и в этом состоянии зачитать что угодно, хотя бы свод законов государства Российского, – и по пробуждении он не забудет ни строчки!

– Так уж ни строчки… – засомневался Грач.

– Представьте. Нам потребуются специалисты-месмеристы, много; и тогда – долой зубрежку и просиживание штанов в штудиях!

Иван Карлович взмахнул рукой, словно указывая направления, откуда упомянутые месмеристы должны хлынуть потоком на отечественные просторы.

– А вот возьмем медицину, – продолжал брандмейстер. – Уверяю, прогресс в этой области позволит обходиться совсем без лекарств и жить столько, сколько вы пожелаете.

– Без лекарств невозможно, – заметил Грач и надкусил сайку.

– Очень даже возможно. О, эти лекарства! Их нынче – тьмы, и тьмы, и тьмы! А будет только одна пилюлечка! Представляете? Только одна! Зато уж от всех хворей и немощей. Принял – и будь здоров, гуляй – не болей.

– А как же война? – скучно спросил Грач. – Коли на войне руки-ноги поотрывает, не больно-то ваша пилюля поможет.

– В том-то и штука! Не станет вовсе никаких войн! – радостно воскликнул Иван Карлович. – Наука изобретет такое разрушительное оружие, что войны станут просто бессмысленными. Потому как приравняются к самоубийству. Если, скажем, у меня есть пушка, из которой я могу одним только выстрелом уничтожить всю страну супостата, а у того, в свою очередь, также припрятано нечто подобное – то, скажите на милость, как же мы с ним воевать станем? Это уж чистой воды безумие.

– Такой пушки изобрести нельзя, – ответил Грач. – Но допустим. И что последует?

– Да то и последует: человек сможет заниматься исключительно по своим склонностям, безо всякого принуждения. Картины писать, или строить дома, или… ну, словом, на выбор. Настанет мир и покой. Но… есть ведь еще стихия! – При этих словах брандмейстер воздел к потолку сухонький стариковский палец.

– Я понимаю, – кивнул Грач. – Стихия. В том числе огненная. И потому ваша служба останется на веки веков.

– Да, – с гордостью подтвердил брандмейстер.

– А не думаете ли вы, – спросил Грач, – что прогресс может не остановиться на достигнутом и, в свою очередь, изобрести совершенно негорючие материалы? Негорючие бревна, негорючие мануфактуры. И даже бумага тоже будет насквозь негорючей. Да и людей наука изобретет, к примеру, опрыскивать особым составом, чтобы, значит, тоже сделались несгораемыми, на манер неопалимой купины. Куда в таком случае вы денетесь со своим воинством, драгоценнейший Иван Карлович?

Брандмейстер подвигал вверх-вниз бровями.

– Такого не может быть, – ответствовал он, – потому что такого не может быть никогда. А вы, сударь, говорите мне это из зависти. Ибо мы средь огненных вихрей летаем, гордым орлам подобные, а вы, господа полицианты, пардон, роетесь во всяческой мерзости, словно жуки в навозе. Вот!

На эту тираду Грач весело усмехнулся.

Ивана Карловича он знал давно. Это был милый старик, однако чудак. Службу свою любил как-то чересчур истово. Насчет навоза он, конечно, напрасно. Благодаря таким вот полицейским жукам три года назад было раскрыто общество пироманов, которые очень много народу истребили, да еще имущества по всему краю страсть сколько попортили. И ничего-то брандмейстеровы орлы не могли с ними поделать – пока не приползли упомянутые жуки и всю работу не исполнили.

Но говорить об этом Грач не стал. Он прибыл сюда совсем за другим, и в его планы никак не входило сердить брандмейстера. Тем более что в своем деле тот был тоже немалым специалистом. И весьма строгим: на пожаре посторонних рядом не допускал ни за что. Грач знал совершенно точно – у Ивана Карловича даже и полицейские поодаль стоят, исключительно в оцеплении.

Словом, толковый старик, только на имена забывчив. На всякий случай обращается к каждому «сударь» либо «сударушка». Да еще чересчур многословен; впрочем, известно ведь – гречневая каша сама себя хвалит.