За колючкой – тайга

22
18
20
22
24
26
28
30

Что осталось?

По веревке, словно альпинист, скользнул сначала один спец в камуфляже, потом второй.

Что осталось? Осталось терпеть боль и стараться делать так, чтобы ботинки попадали в мягкие ткани, а не в кости. И, конечно же, не в голову…

Подумав об этом, Литуновский вдруг оцепенел. Что это? Он превратился в животное. В собаку, которую настигла свора дикарей с подпалинами на боках?

– Так дело не пойдет… – выдавил он вместе с остатками заячьей капусты и встал на колени.

Вот он, Кудашев с бурятами, в десяти шагах. Спешит оказаться рядом с Литуновским быстрее СОБРа. Похвально, майор, похвально… И СОБР спешит. Важно, как изначально будет выглядеть рапорт о задержании рецидивиста. «Я, майор Кудашев, при содействии спецотдела быстрого реагирования…» очень отличается от: «Я, командир взвода быстрого реагирования, при взаимодействии с группой майора Кудашева…» По заслугам чины, и по вере вашей да будет вам.

Помочь людям с определением правильного текста? Зачем им так рвать одежду, спеша первым повалить беззащитного зэка? Пусть поровну премию делят. Как это у нас, в МВД, принято.

Литуновский стоял неподвижно до того момента, пока к нему не подбежал один из малышей-крепышей в масках. Подбежал и, ощущая, наверное, скрытую угрозу, встал в странную стойку. В такой обычно начинают контактный спарринг. Подался вперед.

Литуновский наклонился, поднял с земли иссохший кол и что было сил опустил его на голову крутого бойца.

Вот так. А теперь делите награды, потому что ломать зэка будете все вместе. Кажется, это что ни на есть сопротивление сотрудникам правоохранительных органов. В данном конкретном случае – сотрудникам уголовно-исполнительной системы.

От неожиданности спец, одаренный навыками рукопашного боя, отшатнулся, схватился за голову, которую до удара дрыном прикрывала лишь маска из тонкого хлопка, и заорал как резаный. Смешно, ей-богу. Оказывается, не готов был. Ей-богу, смешно…

Удивительно, но бить его не стали. А бить было за что. За непокорность. За обиду. За поруганную спецназовскую честь. За испуг, который испытали.

Но Кудашев бить не разрешил. И даже наотрез отказался списать кровь на активное сопротивление при задержании. По всей видимости, картина избиения Литуновского надоела Кудашеву до такой степени, что он уже не находил в ней удовлетворения.

– Тащите эту падаль на борт, – не находя, куда теперь списывать адреналин, сказал командир взвода, стирая маской ручьями льющийся с лица пот. – Верников, ты как? Я сколько учил тебя – сначала обманка, потом – атака в колено! Не давать шансов противнику, не давать!

Литуновского сначала поставили на колени, надели наручники, потом подняли на ноги и повели к вертолету. В каждом действии молодых людей читалась какая-то растерянность, проявляющаяся в лишних, совершенно ненужных движениях. Вот, к примеру, зачем так волочь за воротник, если Литуновский и сам спешит к вертолету? А они хотят, чтобы было еще быстрее. Смешно поволокли, как участковый тащит алкаша по улице. Воротник, сжатый крепкой парой рук, задрался вперед, отвороты расползлись до средней пуговицы на робе и упирались в подбородок. Зачем, спрашивается, все это нужно, если Литуновский и сам идет?

Ноги подкосились, поспевать за крепким собровцем ему было не под силу, и Литуновский упал на землю. И тогда его поволокли по майской траве, как мешок. Он и весил столько же, как мешок картошки. Осталось лишь чуть поднапрячься, чтобы забросить его в кузов трактора. Вместо трактора был вертолет, потому что в красноярских лагерях урожай побегов убирают исключительно при помощи вертолетов. Тайга, она для тракторов недоступна…

Он улыбался, когда его затаскивали внутрь, не таил улыбки, когда бросали в угол. Смотрел на мокрых от работы и возбуждения спецов, на успокоившегося замполита, и, казалось, его разбирал смех…

– Чему ты радуешься, Литуновский? – Не выдержав, Кудашев присел над увечным телом.

– Смешно, право.

– Что? Все равно убежишь? – Майор долго тер глаза, словно пытаясь понять смысл услышанного, и встал лишь тогда, когда вертолет стал отрываться от земли.