Садиться было невозможно, а потому один из ловких малых присоединил себя к фалу, сброшенному вниз, и по-альпинистски быстро стал спускаться на крону дерева. Еще три минуты, и закрепленный им аппарат «шишкобой», сотворенный мастером Литуновским, поднялся под порог двери. Втаскивали его втроем, а потом, когда спец поднялся, всей группой рассматривали чудо, позволившее зэку уйти с зоны.
– Карт как карт, – так же неслышно, но понятно проговорил один из группы.
– Только не с рулем, а с фрикционами, – добавил второй. Слово «фрикционами» по движению губ понять было невозможно, замполит даже прочел: «коллекционный», одно было ясно, что не с рулем, и все опять согласились.
Нужда в собаках отпала. Кудашев точно помнил, что в этом районе группа была дважды, но собаки вели себя так, словно их вывели на прогулку. Он не уставал удивляться предусмотрительности Литуновского, и первое время, пока вертолет «стриг» верхушки крон, вглядывался в деревья. И теперь, если бы среди мохнатых лап он увидел лицо зэка, сидевшего на ветвях, удивление сей факт у майора уже бы не вызвал.
Пробравшись в кабину пилотов, куда шум двигателя и вой лопастей доносился значительно меньше, Кудашев склонился над пилотом и прокричал:
– Слева, километров через двадцать, будет ручей. Справа топь и тайга километров на сто пятьдесят. Думаю, нужно идти к ручью, западнее.
Пилот коротко кивнул, и геликоптер, чуть накренившись вправо, стал набирать высоту, и вскоре солнце скрылось за его хвостовым винтом…
Когда Литуновский был лет шести – Литуновский возраст помнил точно, потому что на следующий год ему нужно было идти в школу – родители на все лето отвезли его к деду, в деревню со странным названием Курульды. Дед, директор школы, каждое утро, уходя на службу, встречал у умывальника маленького Андрея и строго увещевал:
– Запомни, салага, в деревне есть свои правила и нарушать их нельзя. Первое: не выходить за околицу. Второе: не подходить к незнакомым людям, и, наконец, третье. Не жечь дома.
Крепко целовал любимого и единственного внука, забирал приготовленный бабушкой портфель и уходил в школу.
Третье было сказано не потому, что больше нечего было добавить к первым двум позициям, а по вполне обоснованной причине. Прошлым летом пятилетний Литуновский стащил в сенях коробок спичек и пошел за скотный двор смотреть, как горит пакля. Пакля была утеплителем непосредственно скотного двора, заткнута была хорошо и соперничала в скорости горения с бензином.
Свиней и личный автомобиль-«копейку» дед выгнать успел, но вот с загоном, совмещенным с гаражом, пришлось распрощаться.
Итак, наставления были сделаны, и первое, что сделал маленький Андрейка, это вышел за деревню и стал бродить в ее окрестностях. Не прошло и часа, как он наткнулся на большой – тогда кажущийся просто огромным, автомобиль-бочку. Дед почему-то именовал ее «тюремной говновозкой», а на вопрос внука – почему? отвечал: «Потому что это ассенизаторская машина, которой управляет бывший заключенный». Литуновский тогда запутался еще больше, поняв лишь одно – к человеку, управляющему этой машиной, запрещено подходить под страхом расправы еще большей, нежели за загон.
И вот, без цели шатаясь по лесу, Андрейка выбрался на поляну и нос к носу столкнулся с человеком, сидящим под колесами машины-бочки. Машина была темно-зеленого цвета, в пыли, и даже на расстоянии пахла бензином и чем-то еще, не очень приятным. Человек еще не видел Литуновского, сидел, спокойно посасывая травинку, и легким, тоскливым взглядом глядя куда-то в небо.
Под ногами треснула ветка, Литуновский испугался, а мужчина поджал ноги и почему-то быстро положил руки на затылок. Потом, разглядев среди листвы малыша, почему-то покраснел и глубоко вздохнул.
– Это ты, малый?
Делать было нечего, это был он, Литуновский, поэтому из кустов пришлось выйти и поздороваться также пришлось.
– Ты что здесь делаешь один? – тихо спросил человек.
– Запрещено.
– Что з-запрещено?