– Возможно…
Поняв, что сестру не переубедить (упрямство было семейной чертой Верещагиных), Павел отодвинулся вместе со стулом от стола. Он сидел, раскачиваясь на задних ножках стула так, как любил это делать в детстве.
– И когда отправляетесь? – спросил он, глядя мимо сестры.
– Скоро. Через четыре дня, – ответила Катя.
Только тут он посмотрел на сестру. В глазах девушки мерцал огонек решительности, который никому не было дано погасить.
– Значит, в Чечне и встретимся, – улыбнулся Павел, вставая со стула.
Когда он вышел на балкон, отец уже успел выкурить две сигареты. Подрагивающими пальцами он вставлял в мундштук третью.
Обняв его за плечи, Павел попросил:
– Ты бы не курил столько.
– Небось сам чадишь, как паровоз, – с фальшивым недовольством буркнул Владимир Петрович.
– Глядя по обстановке, – неопределенно пожал плечами Павел.
Хриплым и слабым голосом растерянного человека, отец произнес:
– А обстановка, судя по твоему ранению, там хреновая. Ты толком и не объяснил, за что тебе отпуск дали.
Павел, свалившийся как снег на голову, действительно не стал пугать родных рассказом о происшедшем в ущелье и всем тем, что за этим последовало. В их семье было принято не особо распространяться о работе. Граница приучила Владимира Петровича к скрытности и научила ценить радости обыденной жизни. Вечерами за столом они говорили о перспективах урожая с огорода, разбитого на территории заставы. Об обнаруженных новых грибных местах или особо уловистом рыбном месте в изгибах Уссури. О планах на предстоящий отпуск. И никогда – о передвижениях войск по ту сторону границы или ночной перестрелке на нейтральной полосе. Этими проблемами занимались мужчины, носившие военную форму.
Лгать отцу Павел не мог и не хотел. Поэтому ответил по-военному четко:
– До мира там еще далеко. Мочилово идет конкретное. Но, по сравнению с прошлыми временами, уже лучше.
Нещадно чадя вонючей сигаретой, от дыма которой мошкара, долетавшая до балкона, падала замертво, Владимир Петрович отметил:
– Утешил! Научился балакать, как замполит на политзанятиях. Сказал все и ничего. Тебе, Пашка, журналюгой следовало стать. Умеешь конкретную тему обратить в абстрактную болтовню. А ты в десантники подался… Плечо-то болит?
Облокотившись на перила, Павел смотрел на вечерний город:
– Да нет. Пустяковая царапина.
ebooksa