Пепел врага

22
18
20
22
24
26
28
30

– Возможно…

Поняв, что сестру не переубедить (упрямство было семейной чертой Верещагиных), Павел отодвинулся вместе со стулом от стола. Он сидел, раскачиваясь на задних ножках стула так, как любил это делать в детстве.

– И когда отправляетесь? – спросил он, глядя мимо сестры.

– Скоро. Через четыре дня, – ответила Катя.

Только тут он посмотрел на сестру. В глазах девушки мерцал огонек решительности, который никому не было дано погасить.

– Значит, в Чечне и встретимся, – улыбнулся Павел, вставая со стула.

Когда он вышел на балкон, отец уже успел выкурить две сигареты. Подрагивающими пальцами он вставлял в мундштук третью.

Обняв его за плечи, Павел попросил:

– Ты бы не курил столько.

– Небось сам чадишь, как паровоз, – с фальшивым недовольством буркнул Владимир Петрович.

– Глядя по обстановке, – неопределенно пожал плечами Павел.

Хриплым и слабым голосом растерянного человека, отец произнес:

– А обстановка, судя по твоему ранению, там хреновая. Ты толком и не объяснил, за что тебе отпуск дали.

Павел, свалившийся как снег на голову, действительно не стал пугать родных рассказом о происшедшем в ущелье и всем тем, что за этим последовало. В их семье было принято не особо распространяться о работе. Граница приучила Владимира Петровича к скрытности и научила ценить радости обыденной жизни. Вечерами за столом они говорили о перспективах урожая с огорода, разбитого на территории заставы. Об обнаруженных новых грибных местах или особо уловистом рыбном месте в изгибах Уссури. О планах на предстоящий отпуск. И никогда – о передвижениях войск по ту сторону границы или ночной перестрелке на нейтральной полосе. Этими проблемами занимались мужчины, носившие военную форму.

Лгать отцу Павел не мог и не хотел. Поэтому ответил по-военному четко:

– До мира там еще далеко. Мочилово идет конкретное. Но, по сравнению с прошлыми временами, уже лучше.

Нещадно чадя вонючей сигаретой, от дыма которой мошкара, долетавшая до балкона, падала замертво, Владимир Петрович отметил:

– Утешил! Научился балакать, как замполит на политзанятиях. Сказал все и ничего. Тебе, Пашка, журналюгой следовало стать. Умеешь конкретную тему обратить в абстрактную болтовню. А ты в десантники подался… Плечо-то болит?

Облокотившись на перила, Павел смотрел на вечерний город:

– Да нет. Пустяковая царапина.