Под трупом убитого было обнаружено более четырех фунтов еще не запекшейся крови, что позволило врачу сделать следующее заключение: смерть потерпевшего наступила от большой потери крови. На вопрос дознавателя, в какие часы наступила смерть, врач ответил, что точно это может показать только вскрытие, однако он определенно может констатировать по окоченелости трупа, что прошло, несомненно, более двух часов. Затем труп погрузили на дроги и отвезли в анатомический театр.
Далее дознаватель описывал обстановку дома убитого, заметив, что тот жил очень бедно, ежели не сказать нищенствовал, и сделал вывод, что покойный принадлежал к категории опустившихся людей, то есть к самым низшим слоям общества.
Второй лист был протоколом дознания свидетельницы Ксанеппы Проскуриной, соседки Введенского. Это именно она обнаружила труп Введенского и сообщила о том полиции. Из ее показаний выяснилось, что где-то в середине дня Введенский пришел домой не один, а с высоким немолодым мужчиной. Потом этот мужчина ушел. Позже из дома Введенского послышались крики и шум, но она не придала этому значения: сосед, напиваясь, часто горланил песни и ругался сам с собой. Потом все стихло. А затем Проскурину стало что-то угнетать, и у нее появилось необъяснимое чувство тревоги. Не отдавая себе отчета в своих действиях, она решила заглянуть к соседу и… обнаружила его труп.
При чтении показаний Проскуриной Щенятова не оставляло чувство, будто в них чего-то не хватает. Чего именно, он пока не мог понять и решил наведаться к Ксанеппе сам…
– А этот Введенский, он не побежит в участок? – как бы мимоходом спросил Родионов, принимая от Занозы сверток с планами и схемами.
– Не беспокойтесь, Савелий Николаевич, не побежит, – заверил его Заноза.
Савелий и Заноза сидели в отдельном нумере «Славянского базара» и наслаждались яствами французской кухни. Впрочем, наслаждался Савелий, а Заноза, бывший снова в личине Соломона Фельзера, лишь косился на устриц и лягушачьи лапки и ожидал свой персональный заказ – фаршированную щуку. К слову сказать, к щуке Заноза относился примерно так же, как и к устрицам, – есть, конечно, можно, но существуют кушания и получше; однако профессия, а главное, принятое на себя обличье сына Моисеева к сему обязывало.
– Почему так уверен? – спросил Савелий, пряча сверток.
Заноза хмыкнул.
– Потому что он взял деньги. А потом, он имеет личную обиду на начальство банка. У него умерла жена, он впал в меланхолию, пристрастился к водочке. Тут бы ему самое время помочь, поговорить по душам, пожалеть, дать отпуск. А его хлоп – переводят из референтов с большим понижением в архивный отдел, а потом и вовсе выгоняют со службы. Так что продажа планов и схем банка человеку, представившемуся грабителем, есть с его стороны своеобразная месть.
– Я понял, – кивнул Родионов. – Что еще?
– Конечно, Савелий Николаевич, в твоем деле я ермолай, понимаю мало чего, но с сигнализацией там все просто: надо выключить один тумблер на втором этаже, и все будет тихо. Включает и выключает сигнализацию сам управляющий. Спрятана она под картиной художника Шишкина и двумя дверцами с замочками, для кого-то, может, и хитрыми, а для вас, Савелий Николаевич, так раз плюнуть.
– Что еще?
– Кабинет управляющего на третьем этаже… Под зданием находятся подвалы, очень глубокие, остались от какого-то древнего дома, который стоял когда-то на месте банка. Да это все есть на планах, вы все сами увидите, Савелий Николаевич.
– Хорошо. Благодарствуй, Заноза. А теперь слушай внимательно…
– Ваш заказ, господа, – раздвинул тяжелые портьеры официант, внося огромное блюдо с фаршированной щукой. – Приятного аппетита. Не желаете ли газетку?
– Неси, – согласился Савелий.
– Сей момент, – исчез официант и через мгновение вернулся с кипой газет.
– Какие желаете-с?
– А что у вас есть из местных? – поинтересовался Савелий.
ebooksa