– Начни с нее. Похоже, если его нарезать и выпотрошить прямо здесь, девка и слова не скажет. А парень послабее будет. Действуй.
Барака обошла висящую Фатиму сначала с одной, потом с другой стороны. Словно выбирала, откуда лучше начать. Потом махнула одному из помощников и указала ему на Абдуллу:
– Держи ему голову так, чтобы он все видел. Если закроет глаза, отрежь палец.
И усилила пламя в горелке. Она прошлась огнем по ногам Фатимы. Та зашлась в крике.
– Не хочешь ничего сказать? – спросила ее Барака.
Фатима попыталась плюнуть и в нее, но ничего не получилось. Барака повернулась к Абдулле:
– Я буду коптить твою белую девку, пока она снова не почернеет, как ей и полагается.
Абдулла давно отметил странную закономерность. Белые стараются загореть дочерна, черные – в том числе и арабы – наоборот, мечтают выглядеть как можно белее. Барака так гордилась своей относительно светлой кожей, что испытывала к Фатиме зависть пополам с ревностью.
Барака вернулась к прерванному занятию. От ног жертвы она перешла выше. В воздухе гнусно запахло паленой плотью. Тут Абдулла не выдержал.
– Хорошо, я скажу, только прекратите! – прохрипел он.
Барака убрала горелку. Шариф смотрел на происходящее с кривой улыбкой. То ли забавлялся, то ли скрывал отвращение.
– Говори.
– Сначала отпустите нас.
Барака тяжело вздохнула и снова взялась за горелку. Абдулла забился в своих липких путах.
– Нет, не надо! Я скажу!
Барака замерла, но на этот раз горелку не положила.
– Говори!
Абдулла сглотнул сухой комок, застрявший в горле.
– Ящик увез Глок… Куда, я не знаю…
И бессильно повис в своем коконе из скотча.