– Это про себя никак? – криво усмехнулся Митрофан. – Понимаешь, значит?
– Случается и мне такая радость, – совершенно серьезно ответил паломник.
Студент смерил его скептическим взглядом, но сказать ничего не успел, так как неожиданно заговорил Захар:
– Зря смеешься. Я с ним от самого Верхотурского уезда иду, и кажется, что он и правда что-то такое понимает…
Митрофан в ответ промолчал, видно, решил не спорить с темным народом.
Глава 11
– Нет, ты только взгляни на нее! Хороша, чертовка!
Так приговаривал приказчик Василий Игнатьевич Красавкин, поминутно тыча локтем в бок сидевшего рядом Захара Радайкина. При этом глаз своих приказчик покойного купца Кузнецова не отводил от сцены хорошего казанского ресторана, в который затащил с собой ямщика.
На сцене сильным и томным голосом выводила какую-то незнакомую песню молодая цыганка. Время от времени она поводила плечами и пританцовывала, что приводило приказчика в полный экстаз.
Захар смотрел на это с любопытством, но, поскольку в подобных заведениях ему бывать не приходилось, чувствовал себя не слишком уверенно. Он ожидал только возможности обговорить с приказчиком Кузнецова свое дело и уйти. Ямщик никак не ожидал оказаться в ресторане, и одет был неподобающе. Да и как еще можно было одеться, отправляясь на опознание усопшего купца в покойницкую?
Способ знакомства с приказчиком Алексея Кузнецова выискался сам. Как и говорил Распутин, наутро в дом бабки Варвары пожаловали полицейские чиновники. Выяснилось среди прочего, что умершего купца в Казани практически некому опознать. По чиновничьим правилам личность покойного должны были подтвердить как минимум двое его прижизненных знакомых.
Лучше всего на эту роль подходил приказчик купца, который как раз остановился в одном из дорогих постоялых дворов Казани. А вторым знакомым Кузнецова, обязанным прийти на опознание, чиновники выбрали Захара Радайкина.
В Казань ямщик попал вместе со своими спутниками на закорках полицейской кареты, которая ехала быстрее любой крестьянской повозки, какую можно было бы нанять. К тому же все вещи беглецов остались на пароходе, и заплатить извозчику было бы нечем.
По прибытии в город чиновники тут же отправили Митрофана на осмотр к врачу, а Захар первым делом поспешил вместе с каким-то полицейским в покойницкую.
Здание это оказалось в самом центре города, возле местного университета, видимо, для удобства студентов-медиков. В мрачных и холодных стенах этого общественного склепа Захар и наткнулся на Василия Игнатьевича, который тоже явился выполнить свой долг и поставить подпись в нужных бумагах.
Приказчик оказался плотным лысым мужчиной с аккуратными усами и бородкой, которую приводил в порядок явно не реже раза в неделю.
Узнав, кто таков Захар, Василий Игнатьевич принялся причитать, ронять крупные слезы и в конце концов предложил ямщику помянуть ушедшего с чувством и с толком. От Захара требовался только рассказ обо всем произошедшем в последние часы жизни Кузнецова, и это его вполне устраивало.
Однако на деле все обстояло не так благополучно. Приказчик успел выслушать только самое начало рассказа Захара до того, как им подали закуску и выпивку. Дальше беседа шла уже не так бодро, и до истории с иконой ямщик так и не добрался, потому как на маленькую ресторанную сцену вышел цыганский хор. После этого внимание подвыпившего приказчика было окончательно потеряно, и Захар не знал, как ему быть.
Когда песня закончилась, Василий Игнатьевич, не дав своему сотрапезнику и слова вставить, громко позвал:
– Подойди к нам, красавица!