– Да какой, к чертям, секрет! – присаживаюсь на край постели. – Просто когда ты врешь, твои глаза становятся преданными, как у Чурова.
– Кому преданными?
– Тому, кому ты мозг сношаешь! В данном случае мне.
– Понял. Надо что-то делать с глазами. У врачей проконсультироваться…
– Дурачок, зачем же добровольно отказываться от дара божьего? Иди в политику!
– Я раненый, а он меня опять дальше жопы посылает…
Приходится признать, что Велик и вправду раненый: башка, как у Щорса, замотана бинтами; морда бледно-зеленая – словно с перепою; голос слабый – как у нищего актера на паперти.
– Рановато тебе бродить по судну – полежи чуток, окрепни. Марк Наумович заходил?
– Навещал, сердешный. С куриным бульоном и беляшами…
Оставляю приятеля и выхожу на палубу покурить. Признаться, соскучился по табачку и не смог отказаться от драгоценной пачки, изъятой боцманом из глубокой заначки.
Боцман… Усмехаюсь, выпуская в темноту дым. Это ж надо! Столько народу прошло через мое подразделение в бригаде спецназа; столько всего повидал, а в людях разбираться не научился. Взять хотя бы хитрого подлеца Рябова, коего принял за своего парня. Или того же боцмана, на поверку оказавшегося нормальным честным мужиком. Помощники капитана Скобцев, Ишкильдин, Липинский, электромеханик Сульдин тоже не имели к пиратам ни малейшего отношения. Как, впрочем, и кок с матросами. Не считая сгинувшего Рябова, подручным капитана Кравца на «Тристане» был один радист, расколовшийся сразу, стоило нам появиться в боковой подсобке первой палубы. Толком поговорить с ним, правда, не удалось – позеленев лицом, парень едва не потерял сознание. Пришлось отложить допрос и там же – в подсобке – его запереть. Остальные в авральном порядке заняли рабочие места, танкер поднял якоря и взял курс в открытое море.
Но все это случилось после короткой перестрелки с оставшимися на борту пиратами. Короткой она вышла потому, что этих самоуверенных товарищей на судне было ровно десять. С двумя из них разобрался боцман, пока мы висели на трапе по правому борту: одному прострелил из моего пистолета голову, «братишке с Авроры» продырявил грудину. Третий дежурил в надстройке у боковых помещений – охранял покой пленных. Четвертый торчал в ходовой рубке. Ну а шестеро отчаянных парней пошли широким фронтом в атаку. Вояками они были хреновыми – легли после первой же нашей очереди. Стреляли тоже на «троечку» – мы больше опасались шальных рикошетов от стальных железяк, нежели точных выстрелов. В общем, пяти минут хватило, чтобы навеки успокоить троих и стольких же изрядно покалечить. В течение следующих четырех-пяти минут командира пиратской группы выкинул из ходовой рубки старпом, а последний отважный сомалийский боец выскочил из надстройки и сиганул солдатиком за борт.
В данный момент в провонявшей подсобке, где еще недавно парились мы, квартируют четверо раненых пиратов. Рядышком в отдельной «келье» без окон отныне прописан большеротый Хайер. А пять трупов лежат парадной шеренгой вдоль левого борта. Как говорится, в назидание потомкам…
Бросаю окурок за борт и иду проверять посты. На баке дежурит матрос, а по юту с пулеметом расхаживает Торбин. На него возложена ответственная задача: при обнаружении преследования немедленно открывать огонь на поражение. Что он успешно и делает – за час хода над кормой «Тристана» трижды громыхали пулеметные очереди.
Да, наш танкер с максимальной скоростью чешет на восток, чтобы побыстрее и подальше отойти от опасного сомалийского побережья. Небо на востоке светлеет – скоро рассветет, и нам будет легче отбиваться от пиратских погонь, если таковые последуют. Хотя вряд ли: сообразно повадкам трусливого племени, сомалийские бандиты проявляют отчаянную смелость, атакуя безоружные суда. А плотная прицельная стрельба в исполнении Валеры невероятно быстро воспитывает в них уважение к Международному морскому праву…
Вахту в машине несет один из матросов. Командный состав во главе со старпомом толчется в ходовой рубке, где царит шумное воодушевление. Слишком много пережито за последние дни и хочется побыть вместе, выплеснуть эмоции. Отлучаются ненадолго и по одному – кто-то спускается в каюту принять душ, кто-то приводит в порядок одежду.
Брюхо сводит от голода, ноги заплетаются от слабости. Вспоминаю, что последний раз ел много часов назад в больничке, и решаю навестить замечательного человека по фамилии Литвак.
В кают-компании сидит хмурый боцман – цедит крепкий чай из голого стакана. Все подстаканники растащила сомалийская гопота.
Жму руку вышедшему навстречу коку:
– Рад вас видеть в добром здравии, Марк Наумович!
ebooksa