– А уж как мне на душе замечательно, Глеб Аркадьевич! – расплывается еврей в широчайшей улыбке. – Я ведь с самого начала подозревал, что вы – не совсем обычный человек. Подозревал и, знаете, очень в вас верил.
– Спасибо на добром слове, но я решал общие задачи не один.
– Знаю-знаю! И спешу заверить: раненый Станислав будет получать самую здоровую, калорийную и вкусную пищу.
– Это хорошо. И о пленных, пожалуйста, не забывайте.
– О пленных?! – хмурится Литвак. – Во-первых, эти темные личности таки сожрали весь наш рис. А во-вторых, как вам нравится «во-первых»?
– Это отвратительно, Марк Наумович, но кормить их все-таки надо.
– Хорошо. Вы меня уговорили.
– Скажите, а для здоровых и свободных у вас найдется, что-нибудь… пожевать?
– Конечно, Глеб Аркадьевич! Конечно! – срывается повар за «кулисы».
Присаживаюсь напротив боцмана. Настала пора просветлить некоторые темные пятнышки, но сделать это нужно деликатно – как ни крути, а на палубу мы прорвались благодаря ему.
С удовольствием откидываюсь на спинку стула и со спокойной доброжелательностью в голосе говорю:
– Насколько я понимаю, вас вывели из подсобки для того…
– Не меня одного, – очнувшись от раздумий, перебивает Шмаль.
– Да-да, я знаю. Еще старпома и двух матросов. Скажите, вас четверых было достаточно, чтобы поднять якоря и запустить машину?
Прихлебывая чай, он пожимает плечами:
– Проще простого. И поднять, и запустить. И отойти от берега.
– Пираты хотели выйти в открытое море?
– А я почем знаю?.. Мож, и хотели отойти от греха подальше, когда вы на берегу заварили кашу.
Из камбуза прибегает Литвак и ставит передо мной тарелочку с тремя беляшами, стакан чаю, сахар.
– Спасибо, Марк Наумович.