Бастион: Ответный удар

22
18
20
22
24
26
28
30

Шокированная такой широтой взглядов у своего отпрыска, я, понятно, не могла не позвонить в Прагу.

– Ба! – воскликнул Романчук. – Родные голоса в эфире. Чем занимаетесь, коллега?

– К непогоде готовлюсь. Зонтик свежим ядом заправляю, – едко ответила я. – Послушайте, Андрей Васильевич, вы уверены, что моего сына охраняют?

– Еще как, – ухмыльнулся Андрей Васильевич. – С вашего христосика глаз не сводят. И знаете, охране это не в тягость. Просят бинокли. Каждый вечер на закате ваш сынуля с барышней уходят на озеро и купаются, так сказать, «а натюрель». Ваша будущая невестка, Дина Александровна, ну вылитая сирена.

– Какая еще сирена! – заверещала я. – Октябрь! Зима, холода! Какое купание!

– Да будет вам, – укорил меня Романчук. – Думаю, им не холодно. Вы вспомните себя в свои четырнадцать лет.

Я попыталась, но ничего такого не смогла. Мои четырнадцать лет не протекали синхронно с сексуальной революцией.

– Не волнуйтесь, – поддал жару Андрей Васильевич. – Это, может, и не любовь вовсе, а так. У русалки папа – бургомистр Теплице, знаете ли, гм… Прагматизм косит ряды несостоявшихся романтиков, коллега.

Продышаться от таких откровений я вышла на балкон, приняла висящий над домом электропровод за инверсионный след от самолета и окончательно лишилась чувств.

А в целом все текло хорошо. Частный дом в пригороде Ческе-Будеевице чем-то напоминал мою «родовую» виллу в Праге. Только поменьше. Здесь тоже были завихлястики на крыше, стеклянные двери и два этажа, соединенные лестницами. Рядом с домом – аллейки, стриженые бугенвили. Клумбы зарастали астрами, которым все было нипочем, и даже в разгар осени они цвели махровым цветом, наплював на все каноны растениеводства. Кроме меня, в доме проживали три охранника – Иржи, Новак и Млышек. Все в белых рубашечках, вооруженные до зубов. Один, как правило, спал, другой сидел на кухне, качаясь на табурете, а третий околачивался по территории, средь курчавых березок. Я с ними почти не разговаривала. С этой гвардией просто не о чем было говорить. Интеллектом парни не блистали, юмором – и того хуже. Иржи как-то додумался поболтать со мной об устройстве своего пистолета, бормотал какие-то заумные термины из области баллистики, поражающей способности, а я стояла, хлопая ресницами, и все гадала, неужто он всерьез…

Заколдованный круг сжимался у горла. Через час я не выдержала. Позвонила через установленный «Бастионом» декодер в Прагу – Владеку Славичу. Инструкции, предписанные «работодателями», категорически запрещали личные звонки (кроме семейных). Но я уже была измождена до предела своим затвором. Плюс это предстоящее перемещение в Северную Дакоту – непонятно с кем, почему, на какой срок. Достало уже. До слез. Самое время принимать импульсивные решения.

– Эй, дружочек, как там у вас в Праге? – тоскливо вопросила я во первых строках.

– Вот это да, – не сразу включился Владек. – Не верю своим старым слезящимся ушам… Подожди, что-то я не домозгую. В твоем доме живет полиция, на работе о тебе ходят легенды, и даже на похороны Бежи и Яна ты не явилась. Словно умерла. Что с тобой вообще происходит?

Выходит, и Бежи Яковец тоже умер… Я закрыла глаза.

– Как прошли похороны?

До лучшего, конечно, не додумалась.

– На уровне, – крякнул Владек. – Знаешь, в ту же ночь, оказывается, кто-то убил и Карела Смрковского – редактора «Адамита». Чудно, да? Тебе это ни о чем не говорит?

– Абсолютно… – прохрипела я. – А как дела у живущих?

Владек задумался.

– А знаешь, по-разному. Марийку из рекламного намедни обчистили на двенадцать кусков: какие-то хакеры-рэпперы взломали защиту ее банка, прошерстили директора, а заодно и Марийку, чтоб не задавалась. Франтишек из «Политхроники» дочь родил. Войцек Миллер, оттуда же, – нализался в баре «Алькасар», разбил витрину. Ну и ему… разбили витрину. Пан Гондра – он теперь за редактора – вчера бегал с конвертами, премию за август раздавал… Что еще тебе рассказать?